Сергей Абрамов - Искатель. 1978. Выпуск №3
Две из них я уже здесь, в Москве, сменял на чудесную датскую марку. Так вот, когда я рассказал об этом, Ягодкин буквально рассвирепел. Оказывается, я обязан был показать ему все купленные и обмененные в Марселе марки, он не претендовал на них, но обязательно хотел их лицезреть. Ну, я привез их ему на другой же день, кроме тех двух обмененных уже здесь, в Москве.
— Марки со штемпелем или без?
— Нет, все новехонькие.
— Ну что ж, — говорю я, — будем считать, что о Ягодкине пока достаточно. А что вы скажете о Челидзе? Он ваш друг?
— Друг? Вы хотите сказать — знакомый? Другом Челидзе может быть такой же подонок, как и он сам.
— Интересно. А почему?
— Прежде всего потому, что он человек неинтеллигентный и нечистый. Едва ли шибко грамотный. Когда-то застрял в шестом классе десятилетки, на том и остановился. Диктанта ему не давайте: стыдно будет читать. К географии относится как мадам Простакова, только вместо извозчиков гоняет на собственной автомашине. Якобы коллекционирует марки, но отличить Конго от Камеруна не сумеет. А почему нечистый? Потому что духовно нечистоплотный, готовый на любую подлость, на любое преступление, если оно покажется ему безнаказанным.
— Где же он работает?
— Говорит, что свободный художник, что-то лепит, что-то малюет. Церковники его иногда приглашают — платят здорово. В мастерской у него, по-моему, никто никогда не был, да и существует ли таковая, мне неведомо. А зарабатывает он немало. Мастер утилизировать потребности и чаяния современного мещанина. Может достать любой импорт, от французских духов до американских джинсов.
— А валютой не балуется?
— Не знаю. Сертификатами он, правда, расплачивался как-то. Но сертификаты были не его, а ягодкинские. А вот тайна их союза для меня сокрыта.
— Значит, союз все-таки есть?
— Несомненно. Откуда, например, возникла Раечка — любовная страсть почтенного Михаила Федоровича? Ее где-то разыскал и подготовил для этой роли Жора. Откуда появилась Лялечка? Из того же источника. Оттуда же «Волга» и мебельный антиквариат, редкие марочки.
— А откуда валюта у Ягодкина?
— Не знаю. Слыхал, что за рубежом у него есть родня, которая ему иногда что-то подбрасывает. Вот и нужен Челидзе, чтобы денежки где-то пристраивать. Странный он человек, товарищ полковник, порой даже и не поймешь, что и зачем ему нужно. На днях приходит ко мне и просит: напиши мне сценку какой-нибудь научной конференции при испытании, скажем, какого-то прибора. Нужно, мол, для одного розыгрыша. Он знает, что я научную фантастику люблю и физику знаю: все-таки специальный институт окончил. Напиши сценку как бы для радиопередачи: ничего не видно, а все слышно. А я, мол, на магнитную пленку перепишу. Подробности объяснения за мной, а гонорар полсотни. Ну какой же дурак откажется? Я и написал. Кратенький диалог на испытании прибора для определения состояния вещества в магнитном поле. Прочитал. Жора сказал: блеск, выложил полста и умчался. Ну зачем ему понадобилась эта псевдонаучная размазня? Голову сломаешь — не разгадать.
— А это, — говорю я, — мы у самого Челидзе спросим.
И в этот же момент в кабинет буквально врывается Жирмундский. Увидев Шелеста, замедляет шаги и рапортует:
— Есть важное сообщение, товарищ полковник. Может быть, отложите пока ваш разговор?
— А мы уже кончили. Давайте ваш пропуск, Яков Ильич. Только знаете…
— Все знаю, товарищ полковник, — понимающе говорит Шелест.
И когда он уходит, Жирмундский, не садясь, продолжает:
— Я разыскал Еремина.
— Где он?
— Сбит машиной. Вот рапорт инспектора ГАИ. Читай.
И я прочел:
«Я, инспектор Кунцевского ГАИ, старший лейтенант Горелов И. М., 20 августа в 12 часов 35 минут находился на съезде Минского шоссе у гостиницы «Мотель». В 12 часов 40 минут автомобиль ГАЗ-24 «Волга» с забрызганным грязью номером, сбил пешехода, стоявшего у обочины на проезжей части. Убедившись, что к пострадавшему уже сбежались люди и первая помощь будет ему оказана, я начал преследование автомашины, которая, сбив человека, не остановилась.
Включив сирену, я преследовал ее, шедшую со скоростью 160 км в час, до 21-го км, где у поворота от населенного пункта Переделкино водитель ее, не успев затормозить, врезался в самосвал МАЗ-205 с гос. номером ЮБА 32–17. При столкновении машину нарушителя отбросило в сторону, она загорелась, водитель погиб. При осмотре тела были обнаружены документы на имя Родионова Филиппа Никитича, механика станции технического обслуживания производственного объединения Мосавтотехобслуживание».
— Что скажешь, Николай Петрович? — спрашивает Жирмундский. — В угрозыске мне сказали, что у Родионова, кроме документов, нашли пятьсот рублей сотенными купюрами. Цена убийства, так, что ли?
Я молчу. Не могу сказать, что удивлен, скорее потрясен. Выбит из седла, как жокей на финише.
— Что с Ереминым?
— Жив, жив. Переломов много, шок. Все еще без сознания. Однако врачи говорят, что все будет в порядке. Уложили в гипс, дежурит в палате сестра, ждут… Шок — это, может быть, надолго.
— Что ж, будем ждать…
А что еще я могу сказать? Еремина вербовал Челидзе. Возможно, он не называл имени Ягодкина, но в любом случае показания Еремина бьют по Челидзе, а значит, и по его хозяину. Очень устраивают Ягодкина обе смерти, очень… Так не будем разочаровывать человека.
— Предупреди главврача о возможных звонках. Пусть сообщают, что Еремин в очень плохом состоянии, в сознание не приходит и надежды на то невелики.
— Сделано, — кивает Жирмундский.
— Надежда, как он сказал, все-таки есть. Придет Еремин в сознание, расспросим его, увяжем ниточку Еремин — Челидзе — Ягодкин…
— Послезавтра возвращается генерал, — мельком вспоминает Жирмундский, — а с чем мы к нему придем? С Лялечкой и Шелестом? Маловато. Правда, отыскался латыш. Он действительно живет в «Национале». Только он не латыш и не Лимманис, а Отто Бауэр из Вены. Судя по внешности, в точности соответствует описанию Линьковой. Ягодкин за эти дни в «Национале» не появлялся.
— У нас есть еще Немцова и Чачин, — говорю я.
19
Чачин звонит мне домой в половине десятого.
— Николай Петрович! Рейс во Франкфурт-на-Майне в десять сорок. Как вы и предполагали, Ягодкин напросился отвезти меня в аэропорт. О паспорте не спрашивал. Я сказал, что меня даже родители не провожают, и если не доверяет, то может свои марки забрать. Он пожурил меня за мальчишескую вспыльчивость и, по-моему, очень неохотно согласился. Поэтому полагаю, что будет незаметно за мной наблюдать во время посадки. А я, как мы условились, постараюсь скрыться в толпе и служебным входом пройти в кабинет начальника аэропорта. Я уже договорился с товарищем майором, что он будет меня ждать за десять минут до посадки. Там же я и передам ему марки.
