Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
— вспомнил я, —
Это скачет Жанна а'АркК осаждённом Орлеану…»
— и, изумлённо посмотрев в сторону Танюшки, наткнулся на её улыбку и кивок. Несколько секунд я уважительно-удивлённо смотрел на свою девчонку…
— Чем вызвана эта коллективная встреча? — поинтересовался Йенс, поднимая руку вверх в ответ на приветствие Зигфрида.
— Вы вступаете на опасный путь, — сказал Арагорн.
— На путь великого подвига, — возразил Зигфрид.
— Почему ты решил идти через эту долину? — довольно резко спросил Арагорн, не обратив внимания на эту реплику и глядя мне прямо в лицо. Вопрос как всегда помог мне самому разобраться в своих желаниях:
— Я хочу приключений, король. Хочу, чтобы о нас пели: «Вот, они прошли долину, где жил Вендихо — и тот отступил перед ними!»
— Это их orlogs, — сказал Зигфрид, — их судьба. Они не могут иначе, и это хорошо.
— А вы знаете, что есть Вендихо? — спросила Святая Жанна. Я заметил, что советники говорят обо всех, но обращаются прямо только к своим подопечным.
— Он что? — Танюшка быстро облизнула губы. — Он не кто?
— Нет, — усмехнулся Садко. — Вендихо — вся эта долина, и у него много лиц. Даже ваши лица есть среди них. А есть и такие, в которые лучше не глядеть вовсе, чтобы сохранить рассудок.
— Они не повернут, к чему уговаривать? — пожала плечами юначка, вновь улыбнувшись Зорке. — Пусть идут. За славой и честью.
— Кто-нибудь проходил эту долину? — тихо спросил Басс, до сих пор молчавший.
— Проходили, — кивнул Садко. — Но это было давно. Очень давно. Когда люди даже ваших лет гнули волей стальные столбы, вышибали ворота городов своим именем и рвали цепи на куски приказом…
— Они шли с запада на восток, — сказала Жанна. — Вы видели оставленный ими камень.
— Ого, — сказал я. — А с тех пор больше никто не пробовал?
— Пробовали, — кивнул Арагорн. — Они погибли.
— Неплохо, — заметил Йенс.
— Всегда можно повернуть, — сказал Арагорн. — Только потом не стоит корить себя за то, что отступил.
— Король, — напрямую спросил я. — ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?
— Ты говорил о приключениях, — напомнил Арагорн. — Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.
— Да ему просто хочется делать всё назло, — вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему — немец нахально улыбался, а Зигфрид кивал головой в крылатом шлеме. — Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдём. Хорошая, между прочим, жизненная философия.
— В целом — это правда, — признался я. — Примерно такой философией я и руководствуюсь.
Арагорн засмеялся — я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал — и уставился на него изумлённо, потому что это был настоящий весёлый смех.
Гори, моя душа.Пускай огонь сжигаетМосты ко временам,Где жил, собой греша.Пока светла моя звезда, и воздуха хватает,И разум злом не помрачён, гори, моя душа!
Пока ещё любитьИ жить хватает страстиИ драться до конца,Собой не дорожа,Пока свободен мой язык и страху не подвластен,Пока надежда в сердце есть, — гори, моя душа!
Когда же боль и тьмаТоску поселят в сердце,И ночь падёт на мир,Безумием страшна,Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти…Да не погаснет твой огонь! Гори, моя душа!
Так дай нам бог понятьНа нашей страшной тризне,Что всё, в чём нет огня,Не стоит ни гроша.Нет родины иной, чем жизнь, —но свет твой выше жизни.Веди меня на свой огонь! Гори, моя душа!
Михаил Володин* * *Андрей
Йенс Олег (я)
Олег Танька и Лена Игорь
Фергюс Лена и Зорка Димка
Видов Ингрид и Линде Мило
Сергей Анри
Ян и Раде
Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились — чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватало глаз.
Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах — явно благодатных! — нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.
Я ещё раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путём». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…
…Надо сказать — пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздёрганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.
Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо.» я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило.
Давило, и всё тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал — словно тебя тут не хотят; есть такие места, чужие человеку, чаще всего — морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели.
Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали — жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное — повсеместный. Ниоткуда — и отовсюду.
Всё-таки этот мир надо кое за что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом — в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не негры за нами следили. И не люди. И вообще…
Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.
Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определённое время), но вооружённых как бы «потяжелее» — со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые — в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.
