Тайны прииска Суцзуктэ (СИ) - Тангаев Игорь Александрович

Такое умозаключение подготовило будущее преступление. С этого времени русский интересовал китайца постольку, поскольку он мог каким-то способом достать сокровище. На все расспросы, каким образом он собирается это сделать, «геолог» отвечал уклончиво — когда доберемся до гезенка, тогда и узнаешь. Ха-Ю не видел при нем никакого аппарата, знал, что обычные попытки ни к чему не приведут и эта загадочная таинственность гостя стала внушать ему все большие подозрения. У него не хватило выдержки довести дело до конца и однажды, когда они ночью сидели в полусгнившей избе штейгера, между ними возникла ссора. Ха-Ю требовал, чтобы русский рассказал ему, как он будет доставать сокровище, иначе он ему отказывался помогать. Разгоряченный русский послал его к черту и сказал, что теперь справится и без его помощи.

Очевидно, Ха-Ю уже в то время был в таком психическом состоянии, при котором цельное и недосягаемое сокровище ему было дороже, чем добытое и поделенное. Появление нового конкурента убедило его в том, что Малина нет в живых и если убрать и этого, то он останется последним и единственным владельцем этого клада.

Воспользовавшись некоторым примирением и тем, что русский наклонился к печке, чтобы подкинуть в нее дров, он ударил его по затылку обухом топора. Смерть была мгновенной. Ха-Ю вывернул у него карманы, забрал все деньги и документы, труп спустил в подпол, затолкал под нижнюю полку, захлопнул крышку и завалил ее хламом.

Лишь через двадцать пять лет я случайно открыл эту крышку и нашел останки того, кто так бесславно погиб, принесенный в жертву неистребимой человеческой алчности — чужой и собственной. Никто не искал этого «геолога», никто не спросил Ха-Ю, откуда он пришел и куда исчез.

Батмунг писал, что последние события и признание Ха-Ю в убийстве сильно подкосили старика, и он умер от сердечного приступа, не дотянув до окончания второго следствия. Не удалось найти и подводный аппарат инженера Черных, который он, по всей видимости, спрятал где-то недалеко от старой штольни. Скорее всего, он до сих пор лежит где-нибудь в развалинах старых домов прииска или в зоне обрушения.

Золото и смерть одинаково таинственны, одинаково безжалостны и всегда сосуществуют. Как в старых историях о сокровищах и пиратах, где блеск золота становится тем ярче, чем больше погибло его обожателей, так и в этой злосчастной истории суцзуктинское сокровище взяло свою долю человеческих жизней.

В заключительной части письма майор Батмунг сообщал о том, что последней его жертвой стал Цевен — бывший «дарга» нашей партии. Его долго не могли найти и даже предположили, что ему удалось затеряться во Внутренней Монголии. Но однажды, это случилось лет через пять после моего возвращения в Союз, ему поручили провести следствие по подозрению в убийстве неизвестного мужчины. Подозрение пало на «агента» — так назывались в то время среди советских специалистов кочующие в степи торговцы, снабжавшие аратов предметами и продуктами повседневного спроса. Агент уверял, что неизвестный, который не назвал своего имени, приехал к нему на коне поздно вечером и попросился переночевать. За спиной у него висел карабин. Хозяин встретил его с истинно монгольским гостеприимством. Гость взял у него бутылку «архи» (водки) и предложил выпить с ним. Из вежливости хозяин выпил немного, а остальное выпил неизвестный. Глубокой ночью хозяин проснулся от близкого выстрела. Выскочив наружу, он увидел незнакомца, лежавшего навзничь. Грудь его была прострелена навылет. Он был мертв.

Вскочив на свою лошадь и взяв в повод запасную, агент за несколько часов отмахал свыше 100 км до Улан-Батора и сообщил о происшедшем милиции. Выехавшие на место милиционеры не поверили рассказу агента, так как самоубийство среди монгол — явление не просто уникальное, но почти невероятное. Агента арестовали, а труп неизвестного привезли в город. Когда в сводке происшествий Батмунг увидел фотографию убитого, он сразу узнал в ней Цевена. Причина его самоубийства, а экспертиза подтвердила его факт, оказалась невыясненной. Батмунг предположил, что Цевен покончил с собой в отчаянии от собственного одиночества, безысходности и постоянного страха преследования и наказания. Его смерть подвела окончательную черту под следственным делом о сокровищах гуннских могильников и краденом золоте прииска Суцзуктэ.

Мне тоже хочется поставить последнюю точку в этой повести, события которой растянулись на добрую половину ушедшего века. Наконец время расставило все по своим местам — священные предметы с более чем двухтысячелетней историей восхищают посетителей музеев; золото, которое миллионы лет лежало в недрах Хэнтэйского хребта, находится в обращении и составляет частицу национального богатства Монгольской республики; алчность наказана.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Прошло более полувека после нашего возвращения из Монголии, но два проведенных там года глубоко отложились в памяти. Я бережно храню свои воспоминания как противопоставление нынешнему сумасшедшему времени, наступлению, так называемой, глобализации и уничтожению природы под натиском наступающей цивилизации. За эти годы мне часто приходила мысль взять туристическую путевку и вновь побывать в этой далекой и своеобразной стране. Мы посетили Францию и Германию, многократно побывали в Болгарии, отдохнули на побережье Мраморного моря в Турции. Казалось бы, ну что такое Монголия в сравнении с этими странами с их высокой культурой, красивой природой, старинными городами, богатыми музеями и историческими памятниками?

В Монголии этого ничего нет. И все же для меня эта страна обладает какой-то своеобразной притягательной силой и прелестью. Я часто не только мысленно возвращаюсь в её и моё прошлое, но, пользуясь современными техническими средствами, заглядываю в её настоящую жизнь, читаю рассказы туристов, смотрю их фоторепортажи и… узнаю и не узнаю ту, мою, Монголию. В конце концов, я убедился в том, что той Монголии уже нет. Её бескрайние просторы и её милых простодушных пустынников захлестнули мутные волны нового времени. Рядом с юртами, двери которых запираются теперь на замок, стоят «тарелки» спутниковых антенн, на крыше располагаются кремниевые батареи для их питания, а чуть в стороне стоит покосившийся дощатый сортир. И только коновязь с монгольской лошадкой под расписным монгольским седлом, да полуголые сопливые детишки, барахтающиеся на жесткой траве, еще напоминают о прошлом.

Нет! Не поеду я в Монголию. Пусть в моей памяти она навсегда останется такой, какой я познал её полвека назад и навсегда был ею очарован.

УЛАН-БАТОР — БИШКЕК — МОСКВА

1958–2010