Борис Михайлов - Любовная лихорадка и золото скифов
— Солнышко моё! Любовь, моя!
Продолжая держать ее в объятиях, вернулся к двери и повернул замок. Затем, как накануне, поднял на руки и отнес на кровать, а сам шагнул к балкону, задвинул шторы.
— Двери не закрывай, задохнемся от духоты. — Она поняла, что не хочет уходить. "Решила же, будь, что будет!"
— Оставил открытыми.
Вернулся и сел рядом, обнял. Елена посмотрела на него и улыбнулась. Игорь как безумный продолжал целовать, а руки расстегивали молнию на спине, затем приступили к застежке на бюстгальтере. Его пальцы дрожали, не слушались, однако замочки один за другим выскочили из петелек, и она сама стянула бюстгальтер.
— Платье порвешь.
— Проблема. Сейчас решим. — Взялся за подол, поднял на голову, намереваясь снять.
— Я сама, — тихо проговорила Лена и помогла снять платье, простыней закрыла груди. Оставшись в одних коротких кружевных трусиках, продолжала сидеть, волнуясь и дрожа от смущения. Кровь стучала в висках, сердце учащенно билось, казалось, выскочит из груди. Игорь поднял с пола ее ноги и положил на кровать. Теперь, когда Елена лежала, он скинул халат и лег рядом, обнял, прижался всем телом.
— Горячий! Прямо жаром пышешь.
— Ты…
Она не позволила договорить, впилась в его губы.
Они молча ласкали друг друга. Телам, томившимся по любовной ласке, приятно было ощущать тепло и близость другого. Удивительно, каким волшебным было ощущение от прикосновения голых тел! Они вернули Игоря в счастливые минуты близости с Татьяной. Елена стала Татьяной. А Лена впервые ощущала прикосновение мужчины, оно возбудило долго спавшее тело. Ощущения оказались не сравнимы ни с чем, испытанным раньше. Воля слабела, она трепетала от страха и неизвестности, ожидая когда "это" произойдет. И когда руки Игоря под простыней начали стаскивать с нее тугие трусики, молча помогла. Игорь тоже оказался без них, обхватил руками ее талию, прижал к себе, приподнялся, мгновение, и оказался сверху, они слились в единое целое. Когда он входил в неё, Лена была более чем готова, однако вскрикнула от боли, показалось, внутри что-то оборвалось. Игорь испугался и замер, боясь причинить еще большую боль.
До этого момента она ничего этого не знала, не испытала. Игорь проникал в неё все глубже. Слезы навернулись на глаза, сдерживая стон, она терпела боль, будучи теоретически подготовленной. Он целовал и целовал, губы шептали:
— Девочка моя! Ненаглядная! Все будет хорошо! — Понял, до него Лена не знала мужчину, в отличие от Татьяны. Потому такая стеснительная, нерешительная.
Потом они лежали в сладостном изнеможении, Лена укрылась простынею с головой. Игорь приоткрыл и увидел слезы на глазах.
— Что ты, девочка, моя! — Снова принялся целовать ее глаза, лоб, щеки, губы.
Лена простынею вытерла глаза, улыбнулась.
— Не обращай внимания.
Он приподнял простыню и открыл возвышающие холмики, по — юношески строгой формы, поцеловал по очереди соски, медленно сдвигая простыню, спускался поцелуями все ниже. Тело Елены расслабилось, она чувствовала себя удивительно легко и уже не стеснялась, что Игорь видит её всю, целует, не оставляя укромных местечек.
— Не отпущу тебя! Поедешь со мной. Сегодня скажем маме. Теперь моя навсегда. Моя судьба! Дальше жить без тебя не смогу.
— Я тоже, — прошептала она. — Я неумеха? Тебе не было хорошо со мной?
— Было. Очень!
Запищал телефон. Игорь протянул руку и заставил его замолчать.
— Ответь, вдруг меня, — сказала она. Он включил, посмотрел номер.
— Незнакомый. Пошли они все!
Вызов продолжал мигать.
— Слушаю, — ответил Игорь.
— Хелен дала номер, — услышал он и протянул трубку ей. Звонил Курт. Лена поговорила с ним по-немецки, положила трубку на тумбочку, и бросилась на Игоря. И снова они слились в любовной горячке.
Часы блаженства пролетели быстро. Елена встала, завернувшись в простыню, пошла в ванную. Игорь нацелился вместе принять душ, но она, укутавшись занавеской, выпроводила.
— Не надо! Я стесняюсь. — Быстро приняла душ и, в Игоревом банном полотенце, вышла из ванной. В душ пошел Игорь.
Она оделась, приоткрыла ванную комнату и в щель сунула Игорю полотенце. Он быстро сполоснулся, вытерся и, продолжая вытираться, вышел из ванной.
— Ты куда?
— Работа. Немцы звонили, и так задержалась. Позвоню, как освобожусь.
— Поцеловала его, а Игорь опять схватил, прижал к себе и не собирался отпускать.
— Подождут твои фрицы.
— Приглашают в ресторан, отобедать с ними. Намерены сказать что-то очень важное. Время у нас будет. В любом случае, по контракту не обязана таскаться с ними позже двадцати.
— Пойдем к вам, скажешь маме, что выходишь замуж. Я сделал предложение.
— Как порядочный человек, считаешь, после случившегося, обязан жениться? Я сама этого хотела, так что не торопись с предложением. Обдумай всё.
— Причем случившееся? Я и до сегодняшнего дня предлагал выйти за меня, вспомни. Любимая, моя! Пошли к маме, скажешь, что согласна. — Он обнял ее и не отпускал.
— Разве обещала? — Она хитро улыбнулась. — Может, правда, согласиться? Не разлюбишь, если окажусь совсем не такой, как была Татьяна?
— Никогда!
— Сегодня ничего говорить не будем. Должна собраться с духом.
Проводив Елену, Игорь тоже спустился в ресторан. Её он увидел за дальним столом у окна в компании с двумя собеседниками, которые увлеченно что-то объясняли ей. Игорь помахал рукой, Лена не увидела. Эрвин рассказывал, что нашел дом и старушку, которая помнит его.
— Сколько же лет старушке? — удивилась Елена. — Сто двадцать?
Курт рассмеялся.
— Девочкой была в то время, сейчас пожилая женщина. Старуха.
— Побеседуем, раз вам хочется.
Курт просил Елену уговорить хозяев разрешить пожить у них три — четыре дня. Эрвин объяснил, что хочет проникнуться духом окружающей обстановки. Лучше познать русскую душу, надеется оживить воспоминания. Хорошо заплатят.
— Право не знаю, удастся ли уговорить. Поговорю, конечно.
— Номер в отеле останется за нами.
Немцы продолжали удивлять. За три года работы с иностранными туристами впервые попалась такая необычная пара. Хотят пожить в русской хате! Отказываются от экскурсий, не интересуются традиционными достопримечательностями. На писателя, всем восторгающего поэта, старик не походил. Спросила, в каком жанре работает, что издал, невразумительно ответил, что собирается стать писателем. Пишет мемуары о войне. Курт вообще производит впечатление недалекого шалопая. Пыталась заговорить о современной литературе, поинтересовалась театрами Штутгарта, ответа не получила.
