Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа
— Попробуем. Ты готов?
— Мое ружье с нетерпением ожидает случая издать свое грудное «до». Отличное марокканское ружьецо, изумительно меткое и дальнобойное. Не уступит нашим легионерским ружьям.
— Пойдемте, — сказал Хасси. — Не станем ждать рассвета, чтобы искать убежища от спаги.
— Да, отправимся искать собачью пещеру; говорят, такие есть в Италии, хоть я и не видал их и поэтому сомневаюсь в их существовании.
— Заряжай ружье, Энрике, и брось свои шутки, — сказал граф.
— Мое ружьецо готово запалить в морду льва или леопарда — безразлично.
— Ты никогда не замолчишь?
— Ведь я уже сказал тебе, что рожден, чтобы быть адвокатом! Будь я помолчаливее, я сделался бы моряком, как отец.
— И, вероятно, еще владел бы своим бригом.
— Чтоб черт побрал его вместе с душой негодяя, обобравшего меня! Идем, папаша Хасси.
— Я жду вас, — ответил мавр со своим обычным спокойствием.
— Ну, так пойдемте взглянем, черная или бурая грива у льва и правильно ли расположены пятна у леопарда, — ответил не унимавшийся шутник.
Все зарядили ружья и осторожно спустились в лесистое ущелье, между тем как Афза и Ару остались с махари, проявлявшими сильное беспокойство. В густо заросшем ущелье стояла удушливая жара, и запах падали был невыносим.
— Мы точно на бойню попали, — пробормотал тосканец.
— Молчи и старайся не попасться врасплох, — тихо сказал ему граф. — Здесь на карте наша жизнь.
— Ну!
— Не шути, дружище.
— Я серьезен, как королевский прокурор, требующий двадцать лет тюремного заключения для бедняги, заявившего полдюжины христианских душ.
— Да будет тебе.
— Слушаюсь! Превращаюсь в председателя суда.
— Чтоб тебя дьявол унес в пушту!
— Был бы очень доволен этим: там не такая жара, как здесь. Граф пожал плечами и не ответил.
Хасси аль-Биак шел впереди, осторожно раздвигая густые кусты, покрывавшие бока ущелья. По временам он останавливался, прислушиваясь, затем продолжал спускаться, отстраняя ветви ружьем из опасения неожиданно очутиться перед зверями, занявшими место двух львов, убитых храбрым мадьяром. Он уже почти достиг дна ущелья, как вдруг остановился и взял ружье на прицел.
Граф и тосканец также приготовились стрелять.
Прошло несколько секунд; мавр опустил ружье.
— Что ты видел, Хасси? — спросил граф, сохранявший удивительное спокойствие.
— Я уверен, что он там, — ответил мавр.
— Кто? — спросил тосканец.
— Леопард.
— Милости просим!
Мавр пожал плечами и добродушно улыбнулся.
— Удивительный ты человек, господин, — сказал он, — однако ты шутишь слишком много, может быть, перед смертью.
— Но мы легионеры — пушечное мясо, — ответил тосканец. — Правда, граф? Пуль и всяких кодексов не боимся.
— Тихо! — сказал мадьяр.
Все пригнулись к земле, напряженно прислушиваясь. Какой-то зверь — лев или леопард — пробирался, очевидно, в эту минуту через кусты, так как слышался легкий хруст.
— Он там, — сказал мавр.
— Где?
— На дне, сын мой, — ответил Хасси.
— Не разделиться ли нам на две партии? Мавр покачал головой.
— Нет, — ответил он, помолчав. — Лучше идти всем вместе.
— Да, конечно, в единении сила, — заметил тосканец. — Странное дело! Даже арабы знают наши пословицы и применяют их на практике.
Граф с трудом подавил смех.
— Этот адвокат-неудачник упустит леопарда, даже не выпустив пули, — проговорил он.
Они спустились на дно ущелья и остановились. Хасси аль-Биак, знавший лучше двух легионеров животный мир своей страны, обратил все свое внимание на густой кустарник.
На краю обрыва стояла вся освещенная ярким лунным светом, вытянувшись во весь рост, Афза рядом с Ару; у обоих ружья были наготове, на случай, если бы понадобилась их помощь Достойная дочь древних покорителей Испании, Афза не боялась опасности и смотрела ей в глаза ясным взором, в котором читалась дикая воля дочерей Северной Африки и Аравии.
— Ну, пойдем или вернемся назад! — сказал тосканец. — Эти дикие звери, которые не решаются показаться, начинают надоедать мне. У них в жилах вода.
— А у тебя, должно быть, расплавленная бронза? — спросил граф, понизив голос.
— Мне хотелось бы поскорее покончить с ними.
— Потерпи, друг. Предоставь действовать Хасси.
— Твой тесть слишком осторожен.
— Он знает, что делает.
— В таком случае подождем. Как досадно, что нет в эту минуту хорошей сигары. С каким бы удовольствием я ее выкурил под самым носом леопарда или льва…
Мавр поднял ружье и всматривался в кусты, освещенные вновь появившейся луной.
— Нагнитесь! — вдруг приказал он европейцам.
— Он виден? — спросил тихо тосканец.
— Нет, но я его слышу.
— Кого?
— Леопарда.
— Я предпочитаю этого зверя льву. У леопарда размах не такой, как у льва.
— Но он не менее опасен, — сказал граф.
— Ничего! У нас три ружьеца; так или иначе, пошлем ему немного свинцового гостинца.
Они шли кустами, не опуская ружей. На дне рва не слышно было ни малейшего шороха, но чувствовался запах дикого зверя — запах, отравляющий воздух зверинцев и невыносимый для многих. Мавр первый почувствовал его и предупредил своих спутников.
Прошло две-три минуты, и в кустах послышался мягкий шорох и глухое рычание.
Мавр обратился к графу:
— Леопард в засаде, — сказал он.
— Стрелять?
— Нет, сын мой, подождем, когда он бросится.
— Хасси, есть у тебя сигаретка? — спросил тосканец.
— Зачем тебе, господин?
— Чтобы не так скучно было ждать, пока господин леопард решится выскочить. Мне надоело ждать
Араб распахнул свой бурнус и подал молодому человеку пачку сигареток, говоря:
— Изволь, но не кури сейчас. Да ты не успеешь и зажечь.
— Ты, папаша Хасси, славный человек, но я не послушаюсь твоего совета и закурю себе под носом у этого ужасного леопарда.
Мавр взглянул вопросительно на графа.
— Бог с ним, — ответил магнат, улыбаясь. — Его не переделаешь.
— Хорошо, — сказал Хасси. — Только смотри, будь осторожен, леопард не заставит себя ждать.
— Что же, милости просим, если он только соблаговолит показаться, — ответил тосканец, сохранявший даже в самые тревожные минуты свою веселость
Все трое прислонились к утесу, подняв ружья. В пяти метрах над ними Афза и Ару стояли настороже, неподвижные как статуи.
Прошло еще несколько минут тревожного ожидания. Хотя и владея собой, трое охотников все же не могли подавить глубокого впечатления, которое дикие звери производят на человека и победить которое не в силах никто при всем своем хладнокровии.
— И чего мы здесь стоим, словно три кариатиды, папаша Хасси? — опять заговорил вполголоса Энрике, начинавший терять терпение.
