Приют - Алиса Бодлер
– Более того… – продолжал будто бы задабривать меня Константин. – После того, что произошло между мной и вашим другом, я многое переосмыслил. И даже прошел профессиональную переподготовку.
– Гм.
– Сейчас я работаю в рамках совершенно другой системы, не считая схемную терапию актуальной. И, если вы позволите, с самого начала нашего с вами взаимодействия я бы хотел очертить некоторые рамки.
– Что? – непонимающе отозвался я.
– Я больше не ваш психотерапевт.
Где-то я это уже слышал.
– Я более не возьму на себя ответственность по назначению лекарств, но и не перейду границу делового общения. Я предлагаю вам собственное общество в роли психолога. То есть ваше лечение будет проходить только лишь с помощью терапии.
Если бы этот змей выписал мне рецепт, я бы все равно его выкинул прямо за дверью. Поэтому его новая позиция никакой погоды для текущей ситуации не создавала абсолютно. Однако я был достаточно смышлен для того, чтобы понять, что Константин к чему-то ведет. Намеренно вырезает из своего перечня услуг те точки взаимодействия между нами, что однажды меня от него отвадили.
– Решение за вами, Боузи. Подойдет ли вам такой формат нашего общения?
Сможете ли вы принять меня вновь, как специалиста?
Я поднял на него глаза и был готов поклясться, что увидел за тонкой оправой прямоугольных очков жалобный взгляд.
И окончательно убедился в том, что Константин ждал меня. Он знал, что я вернусь.
Для того чтобы не выпалить единственный интересующий меня вопрос, требовалось проявлять недюжинное терпение.
– Вы… можете не извиняться. Потому как все, что мы обсуждали с вами последние три года, несмотря на то что я познакомился с Джереми Оуэном, меня более не беспокоит.
– Хм? – доктор начал что-то писать на своем планшете. – И что же тогда теперь вызывает у вас трудности?
– Я думал над тем, что вы говорили о моей погоне за призраками. О неверном фокусе.
Константин склонил голову набок.
– В течение нашей с вами трехлетней терапии мы обсуждали лишь мое текущее состояние и, так как я на этом настаивал, полностью миновали тему моего детства. Я ссылался на то, что теперь я – другой человек.
– Значит, сейчас вы считаете иначе?
– Безусловно. Я готов признать, что то, что произошло в моем детстве, сформировало мое нынешнее состояние. И я убежден, что ответ на вопрос о том, почему навязчивые идеи из прошлого преследуют именно меня, таится именно там.
– Там?
– В приюте.
В этот раз, доктор не просто слегка коснулся стилусом поверхности планшета. Он ударил кончиком электронной ручки по стеклу.
– А что, разве Иви вам не рассказывала? – моя очередь «ходить» настала быстрее, чем того можно было ожидать.
– Нет, – натянуто улыбнулся мне специалист.
– Очень странно… – я делано беспечно пожал плечами.
Мы погрузились в тишину. Я слышал лишь тиканье часов, что теперь, в полном отсутствии звуков, оглушало меня и отсчитывало каждое пропущенное мгновение. Мне казалось, что пройдет еще секунда, и Константин, наконец, начнет говорить. Но он молчал и смотрел на меня, не моргая. И чем больше я пялился на психотерапевта в ответ, тем сильнее испытывал тревогу от того холода и отчужденности, окутывающих наше взаимодействие.
– Как у нее дела, кстати? – осмелился разбить паузу я.
– Нормально, – все так же натянуто и при этом чрезвычайно быстро ответил мне доктор.
– Просто я…
– Боузи.
Константин поднялся со своего места и сделал несколько широких шагов по направлению к моему креслу. Сделай он еще один – мне пришлось бы искать способ сбежать от грубого нарушения личных границ.
– Боузи, – он повторил мое имя и, вдруг, наклонился ко мне практически вплотную. – Зачем вы пришли?
– В каком смысле?
– Вы пришли не за терапией. Если вас интересует судьба Иви, вы можете ей позвонить. Или же прийти в гости. Ведь адрес вы знаете, так?
– Так…
– Тогда, пожалуйста, ответьте на вопрос. Что вам нужно?
Я набрал в грудь побольше воздуха и произнес так твердо, как мог:
– Хотел знать, что она в безопасности.
В ситуации, подобной этой, даже имея плохое предчувствие относительно своего собеседника, вы подсознательно ждете, что ваши опасения не подтвердятся. Возможно, не признаете этого, но все же надеетесь на то, что потенциальная критическая ситуация, уже опалившая ужасом ваше сознание, не сбудется. Окажется надуманной байкой, навязчивой идеей, да чем угодно, лишь бы не правдой, которую вы так боитесь узнать.
Но жизнь устроена так, что чем сильнее и настойчивее мы предполагаем одно, тем больше шанс того, что случится совершенно иное.
– И как? – ухмыльнулся доктор.
– Что? – растерялся я.
– Как продвигается ваш процесс выяснения обстоятельств, Боузи?
За последние пару минут он повторил мое имя трижды. В том, что Константин пытался продемонстрировать мне свою власть над сложившейся ситуацией, сомневаться не приходилось.
– Никак. Вы же не отвечаете, – я нахмурился, более не понимая цели текущего фарса. – Что, черт возьми, происходит?
– Вы мне скажите.
Доктор отошел от меня и вальяжно расположился на уголке своего рабочего стола. Раньше я никогда не видел, как он за ним работает. Все свои приемы он всегда вел из кресла напротив.
– …Вы пришли ко мне с определенными намерениями, наверняка предварительно оговорив свою задумку и текущую манеру поведения с мистером, если изволите, Бодрийяром, потому как в ваших словах и том, как вы держались, конкретно вас, Боузи, всего чуть. Пытаясь выяснить то, что вам интересно, вы придумали новую, беспокоящую вас причину и как бы ненавязчиво перешли с этой темы на Иви. Вы всерьез предполагаете, что, наблюдая вас три года, я не смог бы считать это?
– Я просто хочу знать, – я не хотел распаляться, но высокомерное поведение Константина просто выводило меня из себя. – Хочу знать, что вы ничего с ней не сделаете!
– Боузи, верно ли то, что все происходящее в настоящем является следствием нашего выбора в прошлом?
– Я… Абсолютно, да, – в непонимании отозвался я.
– Вы свой выбор уже сделали. – Константин опустил голову так, что дневной свет, озаряющий светлый кабинет сквозь высокие окна, отразился в тонких стеклах его очков. – И, соответственно вашему решению, я сделал свой.
Глава 8
Солнечные лучи стирали детский ужас, что вспышками разрастался в юных сердцах. Ни Иви, ни Тина с Тигом, ни даже Ада больше не плакали. Тяжелый ступор сменил горький ком травмирующих эмоций, и теперь не давал воспитанникам возможности даже пошевелиться. Ребята сидели у подножья своих постелей и лишь изредка, украдкой поглядывали друг на друга. Проверяли, чтобы никто случайно не заснул. Ни один из малышей не мог объяснить, что произошло
