Ольга Шалацкая - Киевские крокодилы
— Хорошо. Кланяйтесь и скажите, что буду, — отвечал Иван Кириллыч, и, сунув посыльному какую-то монету, выпроводил его.
Возвратился Сенька с корзиной припасов.
— Голубчик, что сказала Дарья? — встретила его неопределенная личность.
— Чтоб вы прежде обулись, — дерзко отвечал мальчишка, перетирая тарелки, и, таинственно переступив порог кабинета, поманил рукой Ивана Кириллыча.
— Ну? — спросил тот, подходя к фавориту.
— Две барыни в лимонных платьях велели вам кланяться. В большом угловом доме живут… Купчихи, — передавал мальчишка, после чего торжественно подал на стол винные бутылки и закуску.
Неопределенная личность подошла к столу — запить рюмкой вина горечь своей тоски.
— Эх! пропадай жизнь молодецкая! — бросил кисти и палитру с тушью Ерофеев и подошел тоже пропустить чарочку-другую. — Женитесь, Головков! Поздравляю вас, желаю вам спокойствия семейного очага. Нас не забывайте.
— Я тоже присоединяюсь к поздравлению, — прибавил Зубров, поднимая рюмку. — Сам был несколько раз женат… три или четыре, забыл уже, но счастия не обрел, а вам желаю от души. Балык будто чем то припахивает, — пробормотал он, между прочим, и чокнулся с Виктором.
— Надоело вечно чувствовать себя травленым зайцем. Варя хорошей подругой будет. Инженер Валентинов дает мне место у себя. Жалованье приличное. Найдутся кой-какие доходишки… Оно все же покойнее. Мне он немножко доверяет. Присмотревшись к делу — в мире проделок инженерских, я сам пойду на всех парах, — откровенничал Виктор.
— Одолжи, братец, надеть мне свои штиблетишки, — обратилась неопределенная личность к Ерофееву. — Все равно сидишь за мольбертом, а я бы скоро вернулся. Мне недалеко сходить тут…
— Неравно заказчики придут, что же я к ним босой выйду, или в калошах? Вообще у меня правило никому не давать обуви.
— Это комично! Без сапог сам Бисмарк ходить не мог. Головков, займи мне три целковых на обувь, — обратился Разумник к Виктору: — пойду на Сенную и куплю себе подержанную. Клянусь честью, возвращу при первой возможности.
— На, голубчик, Бог с тобой, — отозвался Виктор, достал из кармана бумажник, отыскал кредитку и вручил ему.
— О, да ты богат! — воскликнул Иван Кириллыч и схватил его за горло, крича:
— Кошелек или смерть!
— Оставь, Ванька, горло болит, недавно у доктора даже лечился…
— Кошелек или смерть! — продолжал кричать Иван Кириллыч, потрясая приятеля за плечи. А Федька, пользуясь веселым настроением брата, забренчал на скрипке разухабистый вальс. Зубров, выпучив глаза, бессмысленно хохотал и чувствовал себя уже не в силах подняться без посторонней помощи.
— Стойте, стойте, оголтелые! Там какая-то дама пришла, — останавливал расходившуюся компанию Ерофеев, но его никто не слушал.
— Так что ж с того, что дама… Разве воспрещается в приятной дружеской беседе веселье? — бормотал Черномор, с трудом поворачивая язык.
Ерофеев махнул только рукой и поспешно вышел в зал.
Федька, не переставая поводить смычком, выглянул в двери.
Среди приемной стояла Милица Затынайко со свертком в руках и, разворачивая его, просила фотографа снять с маленькой карточки.
— Хорошо, прекрасно-с, можно, — соглашался Ерофеев, наклоняясь всем корпусом вперед.
— Портрет этого офицера в нескольких экземплярах повторите, — говорила Милица и, вспомнив, что у ней три девочки и каждой желательно будет иметь, когда подрастет — память об отце, сказала: — три больших кабинетных портрета.
— Непременно постараюсь, с отменным удовольствием для вас. Когда угодно иметь снимки? Может быть, прикажете акварелью разделать в трех тонах?
— Что это будет стоить? — прервала его Милица.
— Сущие пустяки. Я никогда не торгуюсь. Прикажете доставить их на дом?.. Ваш адрес, m-me?
— Я сама зайду за ними, или пришлю, — нерешительно ответила Милица и вышла. Ерофеев проводил ее до выходных дверей с изящным поклоном и опрометью бросился в кухню.
— Семка, беги сейчас вслед этой барыне, проследи, куда она пойдет и узнай ее фамилию. Я тебя поблагодарю, — заговорил он торопливо.
— Некогда мне, отвечал Сенька: — у меня ноги не собачьи! Тот все к Дарье посылал, вы с барыней пристаете. Никуда не пойду, пока Иван Кириллыч не прикажут, — решительно заявил он.
— Удивительное дело, Скакунов, как вы распустили мальчишку! Никого слушать не хочет, грубиян ужасный. Прошу его бежать вслед за дамой, что сейчас была, узнать, где она живет, а он мне в ответ: кроме Ивана Кириллыча никого знать не хочу.
— Довольно странная претензии. Я-то при чем? — обиделся Скакунов.
— Они пользуются всеми благами цивилизации, я сижу за них — работаю. Приглянулась барынька — не дают возможности собрать справок, — ворчал Ерофеев, принимаясь опять за свой мольберт.
Затынайко в это время проходила по другой стороне улицы, как раз против его окон.
— Вон она, — обрадовался Ерофеев. — Ну вас с работой! Брошу все и начну ухаживать.
— Далеко кулику до петрова дня. Я знаю эту даму. Она на вас не обратит ни малейшего внимания, — сказал Головков, взглянув в окно.
— Вы уже с Ванькой писаные красавцы, сердцееды, маски парикмахерские, — сердился Ерофеев.
Приятели хохотали.
— Поймите, несчастный, что за ней ухаживает Крамалей. Куда же вам с ним равняться! — отстаивал Головков.
— А я вот назло вам познакомлюсь с ней, — возражал Ерофеев. — Давайте пари.
— Голову прозакладую — ничего не выйдет!
— Ну, а если бы я, Витька, вздумал этак приударить? — подзадоривал Скакунов с сознанием всепокоряющей силы своей красоты.
— Глупый и совершенно неуместный разговор вы затеяли, — сказал Черномор, потягиваясь и зевая. — Проводите-ка меня в спальню.
В комнату вошел с раскрасневшимися от мороза щеками Иван Павлович Патокин с целым коробом новостей, собранных им по воздуху.
За ним просовывалась лисья физиономия Сапрыкина.
— Я к вам по делу, молодые люди, по очень важному делу, — начал он. — Собственно, мне нужен один Иван Кириллыч Скакунов. Можете уделить несколько минут для разговора? — начал он.
Головков успел сделать приятелю знак предостережения…
— Говорите здесь. У меня нет секретов, — отвечал Иван Кириллович.
Сапрыкин обвел всю компанию глазами, уселся на стул возле Скакунова и начал:
— Обстоятельства такого рода; один господин желает развестись с своей супругой ввиду нового предстоящего ему брака с богатой девицей. Супруга же и слышать не хочет о разводе, предпочитая переносить нравственные оскорбления, нежели принять на себя вину. Дама безупречная-с. Супруг тоже не намерен уступить: на той стороне перевес симпатии и материальной выгоды. Требуется соблюсти маленькую формальность, установленную законом: вам предлагается благородная роль Ромео дамы… Т. е., в ее отсутствие вы придете в дом, вас проводят и спрячут в ее комнате. Супруг, выждав время, когда она возвратится к себе и замкнется на ключ (вследствие обострившихся отношений она всегда запирается, держит себя гордо, высокомерно, с мужем почти что не говорит), нагрянет с понятыми якобы уличить в неверности…
