Виктор Сафронов - Привет из ада
Конечно, в первую очередь подозревать следовало заключенного Коломийца. По всем полученным данным у них проходила скрытая от непосвященных борьба за верховное главенство, за место воровского начальника. До вчерашнего дня никаких нареканий, кроме того, что жил он по воровским понятиям, носил черно-белый ромбик — перстень отрицала и входил в группу лиц не ставших на путь исправления — в оперативной части не было.
Краймондович вздохнув от навалившейся умственной работы, взял личное дело Рысака ладонью смахнул с колченогого стола воображаемые хлебные крошки и стал изучать текст.
"С четырнадцати лет за решеткой. Пять судимостей. Дважды объявлял сухую голодовку, семнадцать раз — простую. Около двадцати раз помещался в штрафной изолятор. Из родни имелась, только мать. Отца, как правило, у таких ребят в семьях не было, что достаточно типичное явление…" Все как обычно. Склонен к побегу? Так у каждого отрицала на личном деле имелась такая полоса…
Что-то здесь для него не складывалось? Для солидности он даже нахмурился. Этого оказалось недостаточно.
Сама жизнь подсказала ему выход из данной ситуации. Он решил вызвать и детально допросить главного подозреваемого. Но до детального разговора по душам, под протокол, под запись — дело не дошло. Должно быть — не судьба.
* * *После того, как он разослал сообщение об убийстве Данилы Снежкина по прозвищу Белокаменный, так называемого смотрящего зоны, телефон стал трезвонить приблизительно через час.
Кабинетные начальники, подавляя зевоту, с волнением слушали его сбивчивый рассказ в виде служебного рапорта. На всякий случай строгим голосом предупреждали мол, в случае чего, подразумевался бунт заключенных, головы ему не сносить.
Чтобы смысл высказываний начальства быстрее доходил до бестолковых подчиненных, материли его с неимоверной силой.
После мата и проклятий предлагали подослать подкрепление. Он пока отказывался.
Ко времени второго генеральского завтрака позвонил дежурный по управлению и сообщил пренеприятнейшее известие. В колонию уже выехала группа разнообразных начальников с самим. Следователь прокуратуры, криминалист, с надзирающим за их учреждением прокурором, следовали отдельной колонной.
Пожалев Краймондовича, от себя дежурный добавил, если Николай со вчерашнего вечера еще хмельной и на нем видны другие остаточные алкогольные явления… Не дай бог с запахом… Необходимо срочно выпить стакан любого растительного масла… Ну, уж если не поможет, то погоны лучше самому аккуратно срезать и не давать повода для того, чтобы начальники рвали их с мясом. От этого могут испортить китель, после чего в нем даже на даче нельзя будет работать.
Коля даже обиделся на такие намеки. На том и распрощались.
* * *В кабинет постучался конвойный.
Привели Коломийца. Но вот беда допросить его как положено он не успел. К приезду начальства необходимо было привести всю документацию в порядок.
Начальник оперчасти про себя погоревал, что из-за бюрократических процедур до контакта с матерым уголовным волчищем опять руки не дошли. Однако, коль скоро человеческий материал для пролетарской перековки доставили, доверительно пригласил его садиться и не дожидаясь ответной шутки о том, что он и так сидит на чистом русском языке (что нашло подтверждение в протоколе о привлечении к административной ответственности, за неподчинение администрации ИТУ) влепил Рысаку своей властью десять суток ареста и направил в штрафной изолятор.
— Читай… Распишись, что ознакомлен, — он с невозмутимым видом пододвинул бумагу. — Если не согласен, можешь написать свое мнение.
— Что там, начальник?
Рысак хотел казаться равнодушным. Но глаза уже бежали по тексту постановления.
— Десять суток штрафного изолятора, — буднично и спокойно ответил кум.
И чуть ли не с обидой спросил: — А ты чего ждал? Грамоту тебе или направление в санаторий за то, что уклоняешься от работы, не идешь на контакт с администрацией? Остаешься с антисоциальными установками?
— Да это беспредел! — забузил, заелозил Коломиец. — Ментовской беспредел творишь, начальник. За что? Не знаю никаких установок.
В доказательство своих слов он уже совсем было собрался порвать на себе рубаху, но передумал. Рубаха была почти новая. Всего только второй год, как ношена.
— Возможно, — опер даже не удивился возмущению Коломийца. — Но если хочешь жаловаться, часа через два прибудет надзирающий прокурор, можешь сразу составить заявление. Я лично передам.
Знал. Знал, змей поганый, что уркам западло обращаться за защитой к кому бы то ни было из правоохранительных органов. Еще издевается?
Рысак, ни слова не говоря, повернулся к двери, у которой привлеченный шумом уже стоял конвойный. Заложив руки за спину, двинулся на выход. Но когда выходил из комнаты, опер обращаясь именно к нему, негромко произнес:
— Посидишь под конвоем, целее будешь… А может и умнее… — но тот уже выходил из кабинета.
Глядя в чуть ссутулившуюся спину Рысака, ему подумалось, что когда приедет комиссия им будет, о чем потолковать с Коломийцем. До появления начальства, продолжал заполнять никому не нужные бумаги.
ГЛАВА 22 РЫСАК и Шизо
Пока Рысак неторопясь двигался в штрафной изолятор, по дороге ему передали и теплые вещички, и продукты с сигаретами. Там же находилось и "малява" — письмо на папиросной бумаге, за подписью Байкала, смотрящего их региона.
В полученной записке ему передавался привет с пожеланиями держаться и уверениями в том, что воры знают о его непричастности к убийству. В весточке с воли была очень интересная приписка. Там говорилось, что из-за плохого климата тех мест, в которых он оказался, братва частенько подумывает и в скором времени окончательно примет решение о перемене его места жительства и даже климата. Намек достаточно прозрачный.
И уже совсем не понятно. В конце письма имелась настоятельная просьба поберечь себя, так как с воли ему грозит опасность. Почему с воли? И какая опасность? Уточнений не было. Однако можно было только удивляться оперативности и быстроте лагерного телеграфа. Где надо было находиться отправителю письма, чтобы оно так быстро попало Рысаку в руки?
Сидя на голых нарах, он задумался о бренности человеческого существования в целом и воровского в частности. Вполне возможно, что слов он таких не знал. Тем не менее, общий смысл мыслительных процессов заключался именно в этом.
До момента его коронации он особо дорогу никому не переходил, разве что маруху в каком-нибудь притоне с таким же, как и сам пьяным и горячим — не поделит и для понтов схватиться за рукоятку пистолета или ножа. А тут разом столько навалило. Вроде бы интересы схлестнулись и пересеклись только с одним человеком, а какой резонанс? Как стало аукаться из всех углов и щелей?
