Николай Камбулов - Обвал

— Прекратите, майор Петушков! — осадил его полковник Кашеваров. — Если каждый будет учить командующего фронтом и представителя Ставки… Ну, Дмитрий Сергеевич, это не к лицу тебе! — схватился он за голову. — Сержант Мальцев, заводи машину. Майор Петушков, приказываю держать оборону. Быть готовым к отражению врага!..

Прошла еще одна ночь, наступило утро. Землянка, в которой находился майор Петушков, вдруг вздрогнула, покачнулась, зашаталась. Через минуту, а может быть, и чуть меньше снаружи донесся гул, в выбитое оконце и не закрытую дверь ударил отсвет упругого огня.

Петушков рванулся, выскочил наружу. За небольшим перекатом, за которым до этого много дней дремала линия фронта, полыхало густое пламя, уже разлившееся по всему левому флангу, а посветлевшее утреннее небо сплошь было занято самолетами, идущими эшелонами на восток, в сторону Керчи.

Прибежал начальник штаба полка.

— Товарищ майор! — закричал он изо всей мочи. — Немцы прорвали оборону! Полковник Кашеваров приказал: ни шагу назад! Разгромить врага у подножия высоты сто шестьдесят шесть и семь…

Едва Кашеваров приехал на КП к Петушкову, едва он устроился в блиндаже, чтобы непосредственно наблюдать за ходом ожидаемой атаки противника, как из-за горизонта опять показались вражеские самолеты. Петя Мальцев попробовал их сосчитать, но не успел — надвигалась новая туча бомбардировщиков, громадная и, казалось, бескрайняя.

Некоторые косяки «юнкерсов», не сбрасывая груза, уходили в глубь обороны и там, не то в районе Керчи, не то чуть не доходя ее, открывали люки. К небу тянулись черные плотные лохматые облака пыли и дыма — они виднелись в глубине обороны и здесь, на переднем крае.

Наши маленькие юркие «ястребки» суматошно носились в воздухе, пытаясь взломать строй немецких самолетов, принудить противника повернуть назад. Однако же силы были неравными, и враг, несмотря на потери, не покидал воздушного пространства.

И все же Мальцев верил, что вот-вот в смрадном воздухе покажется солнце и уляжется поднятая бомбежкой черная густая пыль. И тогда, именно тогда поднимутся цепи бойцов и правого и левого флангов и с криком «ура» двинутся грозной волной, громя притаившуюся впереди, на холмах, пехоту врага.

Действительно, вскоре в небе оборвалось гудение самолетов, земля словно успокоилась, перестала качаться под ногами, и пыль уже начинала оседать, в образовавшиеся окна проглянули участки живого, мерно дышащего моря… Но что это такое? Мальцев отчетливо увидел с высоты: цепи бойцов поднялись, но пошли не вперед, а назад, к тем траншеям, которые они покинули накануне. Групп и группок бойцов было множество, аж зарябило в глазах. Петя опустил бинокль, крикнул, готовый расплакаться:

— Товарищ полковник!..

Кашеваров вытянул голову, схватил бинокль. Но не успел он как следует рассмотреть, оценить, что происходит на левом фланге, как грохнули залпы немецких орудий, грохнули так, что вновь заходила земля, а в воздухе заклокотало то с шипением, то со свистом, захлебывающимся и ненавистным.

Сколько длилась сумасшедшая пляска огня и металла, трудно было определить. Когда же она, эта страшная пляска, немного приутихла, а вернее, переместилась в глубь обороны, Кашеваров увидел, что подразделения противника — танки, пехота и артиллерия — развернулись фронтом во фланг нашему батальону и что, видимо, сейчас они попытаются отрезать морскую пехоту, а затем и окружить ее. Ближе всех к Кашеварову располагалась рота Запорожца.

— Петя, беги в роту Запорожца… Нет, постой! — Полковник метнулся к телефону. Стараясь быть очень спокойным, что ему и удалось, сказал в трубку: — Запорожец… Позавтракали?

В ответ он услышал, как засмеялся командир роты, а потом, прокашлявшись, сказал:

— Чай выкипел. Температура сто градусов. Какие будут предложения?

— Надо остудить. Поднатужимся — и все разом остудим. Сейчас я кое-какой харч организую. Потерпи немного, минут пять-шесть.

Кашеваров позвонил артиллеристам, приказал поддержать контратаку артогнем.

Петя нетерпеливо суетился возле Кашеварова. Поняв, что готовится бросок, чтобы остудить «нахалов», он от нетерпения не знал, чем проявить себя. Для чего-то сунул за пазуху думочку, которую всегда предлагал Петру Кузьмичу, когда полковник отдыхал, спросил:

— Может, к Дмитрию Сергеевичу сбегать?

С наблюдательного пункта Кашеваров видел, как под прикрытием артогня батальон Бурмина готовится к контратаке. По ходам сообщения роты быстро перегруппировывались, становились фронтом в сторону немецких подразделений. Кашеваров был доволен, что по его приказу Бурмину удалось заранее подготовить позиции именно в такой конфигурации и как раз на той местности, с которой сейчас наиболее удобно контратаковать врага. Снаряды и мины ложились с завидной точностью — как раз по лощине, в которой накапливались гитлеровцы. Казалось, враг не выдержит огневого удара, вот-вот попятится — и тогда поднимется батальон, Кашеваров уже дважды передавал бинокль Пете, говорил:

— У тебя глаза острее, посмотри-ка!

Петя шарил биноклем по лощине и в сердцах бросал:

— Лежат, не поворачивают назад. Надо рубануть, чего же ждать, товарищ полковник! — Петя смотрел на Кашеварова как на бога, как на человека, который может все сделать, ибо этот человек Зимний дворец штурмовал, гражданскую войну прошел.

— Приготовь ракетницу! — приказал Кашеваров.

Петя выстрелил красным зарядом. Едва ракета достигла предельной высоты, как из лощины, занятой противником, метнулась черная нитка дыма и, прочертив небо, искрами рассыпалась неподалеку от дымка, оставленного Петиной ракетой.

Бурмин поднял батальон в контратаку. И немцы навстречу пошли, карабкаясь вверх. По всему взгорью заметались огненные султаны. Они, эти с ярко-желтой шапкой султаны, невидимыми руками валили солдат с ног легко, будто беспомощных и невесомых.

Кашеваров схватился за шею — под рукой было мокро. Ему не хотелось, чтобы Петя видел кровь, он вздернул воротник повыше, боясь отнять левую руку, и в таком положении стоял некоторое время. Но вскоре он понял, что может изойти кровью и упасть.

— Петя, перевяжи.

Рана была касательной, чуть пониже правого уха — надрез ребристым осколком. Петя забинтовал шею, сверху приложил думочку, укрепил ее несколькими витками.

— Так ладно? — участливо спросил полковника.

Вокруг высоты и на самой высоте снаряды рвали землю, и комья ее, взлетая высоко, шмякались то позади, то впереди. Петя этого не видел, ему вдруг сделалось страшно боязно, что полковник сейчас может упасть и умереть и он, Петя, останется один в этом огневом кипении.