Сергей Другаль - Мир Приключений 1990 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
— Нами? — перебил Кэльвин.
Но Чарльз Уоллес продолжал, будто не слышал:
— Мы не допускаем, чтобы наши жители страдали. Насколько гуманнее, если больные просто исчезают. Никто не лежит неделями в кровати с насморком или больным горлом. Чтобы они ничего не чувствовали, их просто усыпляют.
— Ты что, совсем рехнулся?! Усыпляют, если подхватить насморк?! Это же убийство! — возмутился Кэльвин.
— Убийство — очень примитивное понятие, — сказал Чарльз Уоллес. — На Камазоте нет убийства. Сам берет всю ответственность на себя.
Внезапно он резко остановился у стены, постоял минуту, будто прислушивался, поднял руку. Стена замерцала, дрогнула, поплыла и стала на глазах прозрачной. Чарльз Уоллес прошел через нее и кивком позвал за собой Мэг и Кэльвина. Они оказались в маленькой квадратной комнатке, стены которой светились тусклым светом. В этом комнатке было что-то угрожающее — казалось, вот-вот стены, пол и потолок сойдутся и раздавят их.
— Как это у тебя получилось? — поинтересовался Кэльвин.
— Перестроил атомы, и все, — высокомерно пояснил Чарльз.
— Ты же не проходил атомы в школе.
— Это не важно. А вот ты, наверное, помнишь, что материя не сплошная. Например, ты, Кэльвин, в основном состоишь из пустоты. Если массу, из которой ты состоишь, сжать, то получится комочек с булавочную головку. Это общеизвестно. Вот я и сдвинул атомы, а вы прошли в пространство между ними.
Когда Мэг поняла, что квадратная коробка, в которой они находились, была несущимся с бешеной скоростью лифтом, у нее похолодело внутри. Желтый свет в кабине делал бледно-голубые глаза Чарльза зелеными.
— Куда это мы летим? — спросил Кэльвин.
— Наверх, — ответил Чарльз Уоллес и продолжил лекцию: — На Камазоте все счастливы, потому что все одинаковые. Различия порождают недовольства — правильно, сестренка?
— Нет, — ответила Мэг.
— Зачем ты споришь? Ты сама на себе испытала это дома, поэтому тебе было плохо в школе. Ведь ты не такая, как все.
— Ну, и я не такой, как все, — вмешался Кэльвин.
— Но зато ты умеешь притворяться, что ты — как все.
— Нет, мне нравится, что я не такой, как все. — Кэльвин говорил неестественно громко.
— А мне, может, и не очень хорошо от того, что я выделяюсь, но я ни за что не согласилась бы быть как все.
Чарльз Уоллес взмахнул рукой, движение коробки прекратилось, и одна из стенок исчезла. За Чарльзом вышла Мэг, а Кэльвина стены чуть не задели, смыкаясь.
— Ты хотел оставить Кэльвина?! — возмутилась Мэг.
— Я хотел бы, чтобы ты была самостоятельнее, — отозвался Чарльз Уоллес. — И предупреждаю: если кто-нибудь что-нибудь выкинет, я вынужден буду передать вас Самому.
Он снова упомянул Самого, и Мэг ощутила, что за этим словом скрывается нечто ужасное.
— Кто же это такой — Сам? — спросила она.
— Можешь называть Самого Шефом. — И Чарльз Уоллес злобно захихикал. — Сам иногда называет себя Счастливым Садистом.
Чтобы скрыть страх, Мэг заговорила безразличным голосом:
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
— Счастливый и несчастный — разные вещи! Поняла? — сказал Чарльз Уоллес и снова захихикал. — Очень многие путают эти понятия.
— Мне это все равно, — вызывающе ответила Мэг. — Я вовсе не желаю встречаться с Самим, и все!
Неживой, монотонный голос Чарльза Уоллеса лез ей прямо в уши:
— Мэг, у тебя осталась хоть капля ума? Подумай, отчего у нас на Земле воюют? Почему люди мучаются, несчастливы? Только потому, что каждый занят собственной жизнью. Я тебе очень примитивно пытался объяснить, что на Камазоте давно с этим всем покончили. На Камазоте работает единый Мозг. Это и есть Сам. Поэтому все счастливы и приносят только пользу. А такие старые ведьмы, вроде миссис Что, только и делают, что мешают.
— Она не ведьма! — перебила Мэг.
— Ты сам знаешь, что не ведьма! — сказал Кэльвин. — Просто у них такая игра. Так, может быть, им легче побороть страх во Мраке.
— Вот именно — во Мраке, — подхватил Чарльз. — Они предпочитают жить во Мраке, чем предоставить миру разумно организоваться.
Мэг яростно замотала головой.
— Врешь! — крикнула она. — Я знаю, наш мир несовершенный, но он лучше этого. Разве можно решать все, как это сделали здесь?! Нет!
— Здесь никто не страдает, — продолжал Чарльз нараспев. — Нет несчастных!
— И счастливых тоже! — вставила Мэг. — Ведь пока человек сам не переживет свое несчастье, он не знает, что такое счастье. Кэльвин, я хочу домой!
— Мы не можем бросить Чарльза, — ответил Кэльвин. — И надо найти твоего отца, Мэг. Но вы с миссис Которой были правы: это и есть Мрак.
Чарльз Уоллес с презрением покачал головой.
— Пошли. Мы теряем время, — приказал он и двинулся по коридору, продолжая: — Как все-таки ужасно быть низшим существом!
Он ускорил шаг, и Мэг с Кэльвином едва за ним успевали.
— Загляните сюда, — сказал он и поднял руку.
За прозрачной стеной они увидели комнату. Там маленький мальчик играл в мяч. Он ритмично ударял по мячу, и стены комнаты пульсировали в такт ударам. Каждый раз при ударе мячика об пол мальчик вскрикивал от боли.
— Мы встретили этого малыша утром. Он играл не так, как все, — с возмущением сказал Кэльвин.
Чарльз Уоллес снова гадко захихикал:
— Время от времени появляются нарушения в координации, но с этим легко справиться. После сегодняшнего мальчику вряд ли захочется отличаться от всех. Вот мы и пришли.
Он быстро подошел к стене, сделал ее прозрачной, и они увидели комнату, вернее, камеру. В центре стояла круглая прозрачная колонна, а внутри нее замер человек.
— Папа! — закричала Мэг.
Глава IX
САМ
Мэг бросилась к пленнику колонны, но ударилась о невидимую, прозрачную стену.
Кэльвин подхватил ее.
— Осторожнее, — сказал он. — На этот раз через нее не пройдешь. Стена твердая и прозрачная.
От радости у Мэг так кружилась голова, что она не ответила. Она даже боялась, что ее от волнения вырвет или она потеряет сознание. Чарльз Уоллес снова рассмеялся чужим, злорадным смехом, и, злясь на него, она справилась со своей слабостью. Ее милый, дорогой Чарльз Уоллес никогда бы не рассмеялся, если бы она ушиблась. Обычно он подбегал к ней, обнимал ее за шею и прижимался мягкой щекой, чтобы успокоить. А этот оборотень Чарльз Уоллес злорадствовал. Она отвернулась от брата и посмотрела на папу в колонне.
— Папа, — прошептала она с тоской, но человек не шевельнулся и не посмотрел в ее сторону.
