Георгий Брянцев - Голубой пакет
56
По лесу в это время пробиралась группа капитана Дмитриевского. Все были одеты в пятнистые маскировочные халаты и терялись в них среди сочной и яркой зелени травы и кустистых зарослей. На правом фланге, пружинисто натягивая длинный поводок, шла крупная серой окраски овчарка.
Вокруг стояла тишина и прохлада. Лучи полуденного солнца, процеживаясь сквозь переплетение ветвей, устилали землю веселыми светлыми пятнами.
И только птичья перекличка и легкое шуршание движущихся людей нарушали лесной покой.
Как и рассчитывало командование, внезапный налет советских бомбардировщиков на аэродром и железнодорожный узел внес такой переполох в ряды Гореловского гарнизона, что с успехом можно было выбросить не только группу Дмитриевского, но и целый десант.
Разведчики приземлились в пяти километрах от той поляны, на которую опустилась Туманова, стало быть, в двенадцати километрах от Горелова. Ночь они провели невдалеке от места приземления, а с утра приступили к осмотру леса, двигаясь по направлению к городу.
Дмитриевский растянул группу в цепочку, на зрительные интервалы. Он не тешил себя надеждой, что обнаружит что-либо в районе, сравнительно далеком от города, но, помня советы полковника Бакланова, действовал осторожно. Когда по расчетам до города оставалось километров девять, а до большой поляны — всего два, от проводника поступил по цепи знак тревоги.
Сержант Волков, проводник овчарки, поманил к себе капитана вплотную.
— В чем дело? — тихо спросил Дмитриевский.
— Следы, товарищ гвардии капитан, — также тихо ответил тот и показал рукой.
В трех местах на песчаной почве ясно различались следы: прошли трое, оставив отпечатки подошв, подбитых подковами и гвоздями.
— А почему ваш Морж так волнуется? — спросил Дмитриевский, посмотрев на широкогрудого, здоровенного пса. Морж рвался с поводка, шерсть на его загривке стояла дыбом.
— Людей ведет собака, и он ее учуял, — ответил Волков.
— Собака? — переспросил капитан.
— Так точно! — подтвердил Волков. — Вот ее след, — показал он на едва заметные круглые отпечатки, идущие вперемежку со следами человеческих ног. — Рослая собака, видно, овчарка.
Капитан повел группу по следам. Они уходили в лес от шоссе, через шесть километров круто повернули влево, через овражек, и еще раз влево. Теперь они тянулись перпендикулярно шоссе и параллельно своему первоначальному движению.
— Челночный поиск, — доложил проводник собаки. — Они кого-то разыскивают.
Дмитриевский разрешил сделать короткий привал. Люди перекусили, покурили. Обменялись мнениями.
Капитан разбил группу на две части. Одну послал по следу, а вторую выдвинул вперед, параллельно шоссе, и оставил в засаде.
Через полчаса на месте привала уже никого не было.
57
Прислонившись к верстаку, Чернопятов внимательно слушал Туманову.
— Я понимаю, Григорий Афанасьевич, — говорила она торопливо, — не имея радио, мы не сможем вызвать самолет. Партизанский отряд ушел из района, связи с ним нет… Остается единственный выход: нести голубой пакет к линии фронта.
— И мы поможем тебе, Юля, поможем. Бросим все силы!
— Что ж, давайте действовать, — заключила девушка.
— Завтра утром решим все.
— А как же быть с Герцем? — спросила она.
Чернопятов пощипал усы, подумал и ответил:
— Я одобряю твое решение. Пиши! — он выдвинул ящик верстака и вытянул из него засаленный конверт и листок бумаги с опаленным углом. Из кармана извлек огрызок химического карандаша и подал его Юле.
Пока она занималась письмом, Чернопятов раздвинул под верстаком железный хлам, тщательно прошелся веником по расчищенному месту, разостлал на нем матрац и свое пальто.
— Вот, — подала Туманова заклеенный конверт.
— Так… Пойдет, как срочное, — заметил Чернопятов. — Сейчас я это дело организую, а ты, дочка, полезай-ка туда! — и он указал рукой под верстак.
Девушка улыбнулась:
— Умещусь?
— Жилплощадь можно увеличить, тазы и кастрюли передвигаются.
Когда Туманова влезла в свое укрытие, Чернопятов обложил верстак листами железа и сказал:
— Вернусь поздно. Отдыхай, Юлия Васильевна.
58
Солнце пало за горизонт и острыми огненными пиками своих лучей воткнулось в нагромождение темно-дымчатых облаков, как бы осветив их изнутри. Постепенно выцветали краски неба.
С двух балконов здания гестапо, украшенных старинными лепными карнизами, устало свисали тяжелые и неподвижные флаги со свастикой.
Один караульный, с автоматом в руках, мерно расхаживал вдоль фасада гестапо, а другой стоял в неподвижной позе у главного входа.
На площадь из узкой незамощенной улицы, подняв облако пыли, вылетел мотоциклист. Сделав полукруг, он подкатил к гестапо, сбросил газ, притормозил и соскочил с седла. Предъявив пропуск часовому, мотоциклист бросился вверх по ступенькам, пробежал по коридору и застыл у массивных высоких дверей. Прежде чем постучать, он поправил поясной ремень, кобуру с пистолетом, подтянулся.
Едва он коснулся пальцами двери, как послышался высокий голос Штауфера:
— Войдите!
Мотоциклист вошел, вытянулся, щелкнул каблуками и представился.
— Есть? — спросил Штауфер.
— Так точно, есть, господин гауптштурмфюрер! — ответил мотоциклист, протягивая серый засаленный конверт. — Его принес почтальон в опустил в прорезь!
— Почтальон? — переспросил Штауфер, вскрывая конверт с брезгливой миной на лице.
— Так точно!
Штауфер прочел письмо, сунул его обратно в конверт и бросил на стол.
— Идите, — сказал он. — И позовите ко мне штурмбаннфюрера Грундта. Он внизу, во внутренней тюрьме.
— Есть позвать штурмбаннфюрера! — повторил солдат и вышел.
Улыбка искривила тонкие и плотно сжатые губы Штауфера. Он еще раз взял в руку конверт и прочел на нем надпись, сделанную рукой Тумановой: «Здесь, Кирпичная, 38. Роберту Герц».
Штауфер постучал ребром конверта о стол и задумался.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел штурмбаннфюрер Грундт в полной эсэсовской форме.
Погладив энергичным движением свою пышную золотистую шевелюру, он без приглашения сел на стул и проговорил:
— Я только что из больницы. Шофер находится в тяжелом состоянии, и доктор не ручается за его жизнь, — Грундт стукнул кулаком по столику. — Черт возьми! Если он подохнет, я не доберусь до виновников!
