Олег Воронин - Искатель. 1983. Выпуск №2
— О, как ты жжешься, какой огонь бежит по жилам твоим! — принялась вдруг бормотать Эона изменившимся голосом. Лицо ее, как мне показалось, слабо засветилось. Она погладила бинт, и боль сразу утихла.
— Никакая ты не внучка Хроноса, и отец твой — не старец Эон. Ты — Снежнолицая!
— Немочь сонная одолела, котору ночь наважденье одно и то же, — Глаза ее полузакрылись, она крепко ухватилась за мою руку. — Аль сонной травы подмешали мне колдуны, аль зелье иное какое?.. Говорила свет-батюшке, в пояс кланялась. «Сокол ясный, не скликай женихов с четырех ветров, ни с полуночи и ни с полудня, ты отдай меня, красну девицу, за Савватия-молодца». Аи не вышло, не сладилось: посулили владыке заморскому, где ж перечить родителю стану… Ничего не скажешь, удал женишок, и умом взял, и обхожденьицем, а как стрелу калену в кольцо по-над теремом пропустил, надо рвом скача на лихом коне, — тут судьбина моя и решилася. А хозарин-то, ровно червь во рву, извивался с хребтом переломанным… Немочь сонная, наважденье, бесовский соблазн. Кто ты есть, человече, с ладонью аки огонь? Нешто стрелена ворогом? Нешто ловчая птица уклюнула, егда коли охоту творил?
— Снежнолицая! — закричал я. — Не выходи за владыку, не уезжай в Бекбалык! Знаешь ли, что случится на Чарыне, горной реке? Не выходи, Снежнолицая! Я, я тебя люблю!
Она отдернула руки. Схватилась за проволоку. Лицо перестало светиться, снова открылись глаза.
— Ты спрашиваешь, вмешиваемся ли мы в земные события? — сказала она чуть устало. — Крайне редко. Чтобы не исказить причинно-следственные связи в галактическом континууме. С природными силами шутить нельзя.
— Я люблю тебя, Снежнолицая…
— Зови меня лучше Эоной.
В «Золотой раковине» портье вручил мне запечатанный конверт. Внутри на узкой полоске бумаги плясала ее скоропись: «Важные новости. Звони. — А.М.». Я позвонил, договорился о встрече и, заглянув ненадолго к Учителю (он все еще не выздоровел, но уже ходил по номеру), вызвал такси. По пути я разглядывал ладонь. Никаких следов нагноения. Где еще вчера зияли ярко-красные ранки с зеленовато-желтыми разводьями, теперь была Обычная кожа. Что еще преподнесет мне Снежнолицая, точнее, те, что стоят за ней? Каким надо обладать могуществом, чтобы выудить из моей памяти ее образ и оживить… Нет, так рассуждать не совсем правильно, ведь Снежно-лицая существовала задолго до меня. Скажем так: сколько раз должно переплестись вокруг Земли кольцо времени, чтобы сон Снежнолицей там, за звездными реками Хроноса, почти тысячу лет назад материализовался здесь, у подножия утеса Чивиты, причем материализовался, как я начал понимать, лишь для меня одного… Какой прицельный взор у обвитого змеею старца с львиной головой…
Антонелла поджидала меня на прежнем месте, у «Трех лилий», но без машины.
— Мотор забарахлил у «букашки». Муж починит дня через два, не раньше. Давай погуляем по набережной, Земледер.
Она взяла меня под руку и крепко прижала локтем.
— Угадай, где я вчера была? Пари, что из десяти попыток промахнешься.
— Бывает, ничего не выходит и после десяти попыток, — сказал я.
— Ах, ах, какой острослов! А была я в гостях у самого… Иллуминато Кеведо!
— Предлагаю по сему поводу отобедать вон в том ресторанчике под пальмами. Если не ошибаюсь, он называется «Аквариум», угадал?.. Кажется, я там как-то сидел с одной пышноволосой неприступной красавицей. В ее волосах запутывались пчелы.
— А жалишь меня ты, — сказала Антонелла.
Она всегда жила в недосягаемом для меня бешеном ритме. В считанные, секунды успела перемолвиться с официантом, заглянула в круглое зеркальце, лизнула мизинец и провела под глазами, причесалась, не переставая отхлебывать оранжад и тараторить:
— Представь, его координаты раздобылись в телефонной книге. Я позвонила, хочу, мол, переснять несколько своих старых фото. Он поинтересовался, когда я кончила гимназию, и ну зазывать меня в свое ателье. Я поехала не раздумывая.
— Настоящие сицилианки никогда не раздумывают, — успел ввернуть я, но она и глазом не моргнула:.
— Дон Иллуминато оказался молодящимся старикашечкой с бородою клинышком, усиками и лысиной, замаскированной сбоку длинными волосами. Бывают такие старцы, от которых за три холма несет козлом… Оказывается, он спе-ци-а-ли-зи-ру-ет-ся — на чем бы ты думал? Съемки обнаженной натуры: каков дон! Теперь представь, сколько этой самой натуры у него поразвешено в ателье.
— Представил, — сказал я. — Заодно представил, как захотелось сатиру козлоногому прибавить к своей коллекции парочку свежих снимков.
— Не парочку, а целый альбом. Он предложил мне позировать для рекламы парфюмерии и ювелирных украшений. «Видите ли, голубушка, фирмы оплачивают услуги красивых барышень, регулярно оставляя образчики рекламируемой продукции, — заговорила она сладким старческим голоском. — Мы их будем делить пополам. Через год мы сможем вместе слетать в Америку». Как тебе это нравится, Земледер?
Я сказал:
— И тогда ведет ее диавол на весьма высокую гору и показывает все царства мира и славу их.
— Меня не поведет и не проведет, — отрезала она. — Пожалуйста, не перебивай. Так вот. Я, понятно, отнекиваюсь, но слабо, давая понять, что в конце концов он меня уговорит. Потом присела на краешек кресла, руки у сердца сжала и промурлыкала: «Ах, дон Иллуминато! Какая жалость, что вы с вашим талантом и вашей аппаратурой не оказались в Сигоне за сутки до злосчастного землетрясения. Такое бы там наснимали — враз стали миллионером!» И пересказываю его же собственное интервью. От моего лицедейства у него глазки полезли на лоб. «Дитя мое, — бурчит дон Иллуминато, — можно, допустим, попять, почему я поставил подпись под этими бреднями и сфабриковал фото «летающей тарелки», между прочим, посредством собственной шляпы, подвешенной на шесте в саду. Все-таки мне отвалили четыреста тысяч лир — гонорар вполне приличный. Но что заставляет вас, цветущее, беспорочное существо, повторять подобную чушь, я понять не могу. Хоть убей». — «Ах, синьор Кеведо, — негодую я, — как смеете вы сомневаться в моей правдивости! Тарелку и шары я видела самолично, поскольку была в Сигоне той ночью и не спала». Тут он захохотал, выдул из бюро журнал «Ты и я», показал мне интервью со снимком, после чего принес из соседней комнаты злополучную шляпу. Подтверждаю: фальсификация. Пузыри он наложил другим негативом. «Не знаю, как вы, красавица, — сказал дон Иллуминато, — а я действительно кочевал в Сигоне накануне землетрясения и могу засвидетельствовать под присягой: небеса были чисты, как мое прошлое».
