Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1
Кройцер не стал ломать себе голову над разгадкой причин, побудивших его шефа избрать окольный путь. По собственному опыту он хорошо знал: отнюдь не кратчайшая дорога к цели — самое надежное и самое кратчайшее расстояние на карте разведчика…
В Берлине, в служебном тире СД, где каждый день тренировались в стрельбах сотрудники VI отдела, Кройцер попал в одну пару с фон Борзигом. Хауптштурмфюрер был приятно удивлен уверенностью, с которой лейтенант владел оружием. На глазах хауптштурмфюрера фон Борзиг всадил все восемь пуль своего «вальтера» точно в яблоко мишени! А потом, на пари, стрелял из всех систем пистолетов с одинаковым эффектным, снайперским результатом! И когда немного позже Кройцеру пришлось выбирать телохранителя для своего секретного вояжа в Бад-Аусзее, он остановился на фон Борзиге. Тем более что лейтенант был признателен хауптштурмфюреру за оценку его работы в Пенемюнде. Со своей стороны, Кройцер тоже был не прочь протежировать дворянскому отпрыску: после возвращения из Пенемюнде Кройцер узнал, что у лейтенанта были высокие покровители и в самой РСХА и в высших сферах имперской столицы.
Судьба, однако, подстерегала Кройцера за тем углом, который он никак не предусмотрел, нанеся ему внезапный удар. То, что произошло с хауптштурмфюрером на подлете к Вене, не мог предусмотреть при всей своей осторожности и сам Шелленберг,
Кройцер собирался было отцепить стальную цепочку, которой приковал ручку портфеля к своей левой руке, чтобы переложить портфель в правую руку — левая уже порядком онемела, как внезапно почувствовал тягучую подсасывающую боль в правой нижней части живота… Боль усиливалась. Кройцера начало подташнивать. «Неужели приступ аппендицита? Этого еще не хватало…»- с нарастающей тревогой подумал Кройцер, чувствуя, как холодная испарина покрыла его лоб.
— Вам плохо, хауптштурмфюрер? — с неподдельным волнением шепотом спросил фон Борзиг.
— Боюсь, что да, — так же шепотом, превозмогая боль, ответил Кройцер.
Борзиг стремительно поднялся и прошел в пилотскую кабину. Через несколько минут он вернулся к Кройцеру.
— Не волнуйтесь, все будет в порядке, господин хауптштурмфюрер. По радио я вызвал на аэродром «Скорую помощь» из венского госпиталя СС.
Кройцер ничего не ответил. Его мозг лихорадочно работал в поисках выхода. Он не имел права, даже под угрозой собственной жизни, передавать портфель в другие руки. Но, с другой стороны, он не мог и оставить при себе портфель: ведь через какой-нибудь час-другой его положат на операционный стол… И все же здесь, в самолете, было безопаснее всего передать портфель его напарнику.
Кройцер сообщил фон Борзигу пароль, место явки и слабеющей рукой отцепил стальной наручник с цепочкой, примкнутой к «черному портфелю».
Макс Вакулка взглянул на часы. До отправления его поезда с Восточного вокзала оставалось полчаса. От переулка Гайден-гассе, где он жил в небольшой квартире вместе со своей сестрой Ольгой, до вокзала было меньше десяти минут хода пешком. Макс не спеша надел форменный китель и фуражку, накинул пальто. Вечера в Вене уже были довольно прохладными, а поездка предстояла долгая — через туннели Земмеринга в глубину Альп.
Макс вот уже несколько лет служил проводником в скорых поездах, обслуживавших внутриавстрийские линии. И короткие сборы в дорогу стали привычным делом и для него и для его сестры.
Ольга положила в сумку Максу кусочек хлеба, оставшееся после ужина жаркое с фасолью в маленькой никелированной кастрюльке и всунула бутылку молока.
Макс уже было вышел за дверь, как снова постучался.
— Плохая примета — возвращаться домой, что-то позабыв, — с укоризной сказалаОльга,
— Ничего я не забыл, — успокаивая сестру, возразил Макс.
Он прошел в свою комнату и снял с небольшой книжной полки маленький томик. Это был сборник рассказов запрещенного в фашистском рейхе писателя Карела Чапека на родном языке матери Макса. Он любил читать Чапека в поезде, по ночам, когда все пассажиры дремали в своих купе, а старший кондуктор, любитель поспать, охотно передоверял молодому проводнику ночное дежурство.
— Если заметят, не миновать тебе гестапо. Уж лучше оставил бы дома, — попросила Макса Ольга.
— Не тревожься, сестричка. Я кладу Чапека в «Майн кампф» нашего обожаемого фюрера.
Когда Макс вошел в служебную комнату Восточного вокзала, над Веной завыли сирены ПВО. И хотя Восточный вокзал был одной из военных целей, за которой охотились самолеты союзников, Макс не спустился в бомбоубежище.
Он вышел на перрон и поднял голову. Вечернее небо расцвечивал фейерверк рвавшихся зенитных снарядов. С юго-запада высоко над холмами Венского леса нарастал звенящий гул, словно на столицу бывшей Австрии надвигалась штормовая гроза…
От гула артиллерийской стрельбы содрогалась земля. Макс заметил, как несколько фашистских прожекторов скрестились в зените, выхватив серебристую птицу. Они ее больше не выпускали из своих цепких щупалец, провожая через все венское небо, к горизонту, где самолет вспыхнул огненной кометой, рухнув за серебристую ленту Дуная. Почти одновременно послышались громовые раскаты рвавшихся тяжелых фугасных бомб.
Макс знал: на следующий день нацистские газеты сообщат о сотнях, быть может, тысячах убитых венцев, погибших под развалинами, под осколками американских и английских бомб. И те же газеты взахлеб будут кричать о сбитых американских «летающих крепостях» и британских «ланкастерах»…
Отбой застал Макса у вагона его поезда, отправление которого внезапно задержала воздушная тревога.
В вагоне было пусто. Пассажиров либо загнала в бомбоубежища воздушная тревога, либо они предпочитали более дешёвые вагоны второго и третьего класса.
Поезд тронулся, и Макс прошел по коридору вагона, чтобы проверить, не «перепутал» ли какой-нибудь пассажир свое место в третьем классе с мягкими диванами первого класса для привилегированной публики. И тут Макс заметил, как тонкая струйка сигарного дыма тянулась из сетчатой отдушины над дверью одного купе. Макс подошел к закрытой стеклянной двери и собрался было ее открыть. Но, взглянув на пассажира, помедлил.
В купе, развалившись на диване, полулежал эсэсовец. Зоркий глаз проводника, привыкший отмечать «на память» все странное и подозрительное в поведении и вещах пассажиров, заприметил серебристое поблескивайте стальной цепочки, выползавшей из-под левого рукава фон Борзига к ручке черного портфеля.
Макс не решился тут же потребовать билет у этого надменного и, судя по его барской позе, наглого господина. Фон Борзиг положил одну ногу на диван, упершись каблуком сапога в рукоятку двери, так что снаружи ее нельзя было открыть, не потревожив эсэсовца.
