Георгий Брянцев - Голубой пакет
Отец Юли всю свою жизнь провел в лесу. Он родился в семье лесничего, долгое время работал научным сотрудником в лесных заповедниках и погиб в лесу. За три года до войны, передвигаясь по замерзшей таежной реке в Забайкалье, он вместе с лошадью и санями провалился под лед и не смог выбраться. Василий Туманов считал лес своим домом, любил, знал все его тайны и сумел эту любовь внушить детям. Он нередко говорил дочери: «Если хочешь хорошо видеть в лесу ночью, никогда не набивай желудок. Полный, сытый желудок притупляет зрение. Днем это незаметно, а ночью сильно сказывается».
Юля свято верила в житейскую мудрость отца, помнила его наказы и поэтому ограничила себя перед вылетом только стаканом крепкого горячего чая и бутербродом.
Сейчас, подкрепившись галетами и шоколадом, отхлебнув несколько глотков из термоса, она почувствовала себя вполне бодрой. Теперь надо было покинуть место, где зарыт парашют, так же быстро, как она покинула и зону приземления. Этого правила она придерживалась постоянно и никогда не нарушала его.
Сверившись с компасом и внеся небольшую поправку в направление своего движения, Туманова поставила пистолет на предохранитель и вновь углубилась в лес. Вскоре ноги ее заскользили по мягкому настилу из прошлогодней хвои. Лиственный лес сменялся хвойным.
Вдруг впереди послышался звук льющейся воды. Юля остановилась. До реки, по ее расчетам, было еще далеко. Она вслушалась и поняла: где-то совсем рядом грустно и мелодично ворковал невидимый родник.
Успокоенная, она пошла дальше и, пройдя час, решила сделать основательный привал, дождаться утра.
Юля выбрала укромное местечко под огромной густой елью, сбросила с плеч вещевой мешок, сняла маскхалат и разостлала его. Огня разводить не решилась, да в нем и не было особой нужды: в мешке имелся карманный фонарик.
Прежде чем улечься, ей надо было написать коротенькую радиограмму, зашифровать ее и передать армейскому центру. Она понимала, с каким нетерпением там ждут от нее первой весточки, как волнуются Андрей и полковник Бакланов.
Тому, кто сам не пережил этого, трудно по-настоящему понять то беспокойное, напряженное чувство, с каким ожидают первого сигнала от заброшенного в тыл врага радиста. И хотя выброска является только началом всей трудной и большой задачи и, может быть, не самой ее опасной частью — все равно первый принятый от разведчика сигнал наполняет ожидающих таким чувством облегчения, словно сигнал этот означает благополучный исход всего дела. «Конечно, они не спят, — думала Туманова, — ни Андрей, ни полковник. А как получат радиограмму, успокоятся».
Она закрепила фонарик за еловую ветку глазком вниз, с таким расчетом, чтобы свет не рассеивался по сторонам, но не зажигала его. Затем достала рацию, заученным, проверенным движением подключила крохотные портативные батарейки, рассчитанные всего на два часа непрерывной работы, вывела антенну, надела наушники.
Теперь можно было набросать радиограмму. Туманова вынула из рации блокнотик, карандаш и включила фонарь. Снопик света лег на землю небольшим ровным кружком. Но не успела она зашифровать коротенький текст, как появился враг. Враг жестокий и неумолимый. На свет устремились бесчисленные сонмища комаров. С нудным, пронзительным звоном эти ночные разбойники зароились над нею. Они свирепо набрасывались и с остервенением вонзали свои острые хоботки в лицо, шею, руки, жалили, жалили и жалили… Юля отчаянно хлопала себя по щекам, по лбу, отмахивалась, но ничто не помогало. На смену кровожадным разбойникам появлялись все новые и новые, еще более свирепые и еще более жаждущие крови.
Покончив кое-как с зашифровкой, Туманова достала из мешка головной платок и завязала им лицо, оставив лишь щелку для одного глаза. Так стало лучше. Можно было приступить к работе.
Тихо щелкнул выключатель, и вспыхнула крохотная лампочка. Теперь уже не было надобности в свете фонаря, и Туманова выключила его. Она поправила наушники и поморщилась, попав в ужаснейший радиохаос. Тысячи различных звуков хлынули в уши: пощелкивание, резкое потрескивание, жалобный и монотонный писк многочисленных морзянок, разные музыкальные мелодии, завывание, постукивание… Но она упорно искала в этом океане звуков позывные армейского радиоцентра и нашла их.
Когда Туманова начала уверенно выстукивать ключиком телеграфные знаки, к ней пришло то радостное ощущение, которое так знакомо разведчикам-радистам в минуты связи с Большой землей. Невидимая воздушная нить пробиралась сквозь все преграды, шла от сердца фронтового коллектива к сердцу разведчицы и вливала в него новые силы.
Она мысленно представила себе Андрея. Конечно, он стоит сейчас возле дежурного оператора в машине армейского радиоцентра, жадно курит и пристально всматривается в однообразные точки и тире, выбегающие из-под руки оператора…
Юлю охватило чувство теплой нежности к самому дорогому для нее человеку, такому близкому и такому недосягаемому сейчас. И стало грустно, что по-настоящему они так и не объяснились друг с другом… Будто боялись что-то спугнуть словами.
А дежурит на радиоцентре Зойка Снежко, забавная, любящая поспать девчонка. Юля сразу узнала ее по «почерку», как узнала бы и всех других операторов.
Передача заняла три минуты. Только три. Получив «квитанцию» о приеме телеграммы, Туманова выключила рацию и спрятала в мешок.
Затем она встала, наломала хвойных веток и уложила их ровным слоем под елкой. Кинув под голову вещевой мешок, она закуталась в маскхалат и улеглась, согнувшись калачиком, поджав чуть ли не к самой груди коленки. Одна… Одна-одинешенька в темной ночи, в глухом, спящем лесу.
И хотя усталость и нервное напряжение разморили ее основательно, сон пришел не сразу. Чуткое ухо ловило дыхание леса, текли сбивчивые, ленивые мысли.
Странно, она почему-то не думала о том, что ждет ее завтра с рассветом. Нет. Думами она была в кругу фронтовых друзей.
Вспоминался вчерашний день, вечер. Никто не знал, куда именно и с каким заданием летит Туманова; об этом никогда не говорилось. Но все догадывались, что она летит за линию фронта. И этого было достаточно.
Переброски на ту сторону не были редкостью в разведотделе армии, но все же каждая из них являлась значительным событием. Человека, готовящегося, как принято было говорить, к «ходке», неизменно окружали повышенное внимание и теплая товарищеская забота.
С каким трогательным усердием лейтенант Паша Назаров исправил вчера в ее фляге колпачок, пропускавший воду! Он корпел над этим колпачком часа три, пока не добился своего. Он обкатывал его на специально выструганных им же деревянных болванках, подгонял резьбу. А как был рад, когда убедился, перевернув флягу, что вода из нее больше не сочится.
