Брачующиеся и бракованные (СИ) - Урбан Саша

— Алла Сергеевна, — начала Надя. — Я хочу реализовать свое право на вступление в брак.

Тяжёлая пухлая папка легла на стол. Женщина скосила на нее выпученные глаза.

— И что это? — с усмешкой произнесла она.

— Гарантии, рекомендательные письма, генеалогические древа, заключение из налоговой.

— Милочка моя, — протянула операторша. — Все документы подаются в электронном виде. Что мне предлагаете, вручную их проверять? Глаза портить?

Или вы думаете, что миновав проверку системой, сможете повысить шансы?

— Немного, — не стала врать Надя. Она чувствовала, как эта женщина упивается своей властью и решила сыграть на этом. — У системы ведь нет чувств.

— А у меня, по-вашему, они есть?

— Ну, вы ведь тоже женщина.

— А это уже сексизм, — нахмурилась Алла Сергеевна. — Наши мамы и бабушки боролись не для того, чтоб такая, как вы, упрашивала меня о разрешении уйти в бытовое рабство.

— Но...

— Что «но»? Думаете, я не знаю, как все это устроено? Эта ваша любовь, желание быть вместе, заботиться, — каждое слово она говорила с таким презрением и отвращением, словно ей на язык положили жабу. — А потом что? Вы начнёте тратить свое продуктивное время на неоплачиваемую работу. Уборка, готовка, глажка. Хотя все это можно доверить специалистам. Но нет, вам захочется «вить гнездышко».

— Это ведь нормально.

— А вы считали, какую экономическую яму это может организовать? Сколько людей, задействованных в сфере услуг, не смогут реализовать свой профессиональный потенциал, просто потому что вы возьмёте на себя их работу, так ещё и не будете брать за это плату! — ее лицо начало наливаться багрянцем. — А если все начнут так поступать? Что нам тогда делать? Где мы окажемся?

— Но ведь раньше...

— Раньше было раньше. Мы до сих пор разбираемся с последствиями этой недальновидной политики в духе «бабы нарожают». Вы хоть раз задумывались, сколько сил ушло на то, чтобы стабилизировать экономику и рынок труда? — снова начала наседать оператор.

— Двадцать лет.

— И работа все ещё идёт, — многозначительно подняла палец женщина. — Сейчас мы должны двигать вперёд нашу экономику, а демография — ее главная слуга. А за демографию отвечает Центр, и если он говорит, что вас нет в квоте, значит, так и должно быть. Право на брак — исключительная привилегия, доступная исключительным людям. Все понятно?

Надя не успела ответить, за спиной Аллы Сергеевны пикнул факс, зажужжала машина, и на стол выпорхнула бумажка. Женщина подхватила ее на лету и принялась бегло читать. С каждым символом ее глаза разгорались хищным пламенем.

— Ну, теперь все понятно, — презрительно произнесла она. — Теперь ясно, что вы так рвались в квоту.

— Что там? — вся стойкость Нади рассыпалась, как молодая женщина ни старалась сохранять хладнокровие.

— Вы мне скажите. Собирались обмануть систему? Запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда?

— Я не понимаю.

Женщина развернула к ней лист и ткнула в строку:

— Несогласованная с центром беременность. Вот как вы решили? Думали, что мы не узнаем?

— Что? — к горлу подкатил комок, Надя почувствовала, как по телу растекается дрожь, будто неудобный жёсткий стул в кабинете стал электрическим.

— И даже ни одного повода для рекомендации на прерывание, — покачала головой Алла Сергеевна, — хитро.

— Это какая-то ошибка, — залепетала Надя, понимая, насколько жалко звучит.

— Ошибки быть не может, — вторила ее мыслям операторша. Из верхнего ящика стола она достала тяжёлую печать. — Вот вам штраф за нарушение порядка репродуктивного контроля. Как расплатитесь, можете подумать о браке. Если вы с подельником не возненавидите друг друга раньше.

Толстая папка пополнилась ещё одной бумажкой, вот только этот единственный листок, казалось, весил как груда кирпичей. Надя в ужасе посмотрела на трекер у себя на браслете. Туда уже пришло извещение о назначенном штрафе.

Она не помнила, как дошла до дома. Как упала в объятия Васи, которому уже пришло уведомление, как плакала от отчаяния и усталости. Казалось, память отделила эти воспоминания и подсунула вместо них белый шум. Когда нервы улеглись, Надя пришла в себя сидящей на кухне. Перед ней была чашка остывшего, покрывшегося пленкой чая. Вася держал Надю за руку и, кажется, уже давно что-то говорил.

— Не поняла.

— У меня есть сбережения, если мы переведем их в крипту сейчас, то списать на штраф их не успеют.

— А потом что?

— Чемодан, вокзал, граница, — произнес он. Не верилось, что этот человек ещё неделю назад трясся перед Аллой Сергеевной. Сейчас он выглядел так, словно собирался разорвать голыми руками каждого, кто встанет у них на пути. Надя тяжело покачала головой.

— А там как?

— Ну, стажа у нас на двоих почти тридцать лет. А по заграничным меркам — все шестьдесят. Что-нибудь придумаем.

— Что-нибудь придумаем, — кивнула Надя, обвивая его шею руками. Слезы застряли в глазах, как застаревшие линзы, липкий комок страха засел в горле, но надежда, смешавшаяся с яростью, придала ей сил.

Действовать пришлось быстро. Закрутился круговорот взяток, знакомых и их знакомых, наличных, крипты. Потом были несколько смен машин, пешие переходы, билеты, пересадки. Поехали только с рюкзаками, чтоб не привлекать внимания, а при необходимости — легко и быстро прятаться в багажных отсеках от контролёров. Все это время приходилось работать, чтоб система не заподозрила, что они отлынивают. Трекеры они положили на робот-пылесос, чтоб датчик движения показывал, что они ходят по квартире.

Сначала они ехали на поезде. Серый, мерцающий вывесками и голограммами город, остался позади, а за окнами потянулись опустевшие ПГТ, больше похожие на руины. Тогда Надя впервые дала волю скопившемуся в душе страху. Словно, уехав, она разорвала петлю, которую город со всей своей жадностью накинул на ее шею, и все, что было сдавлено, выплеснулось наружу слезами и нервной тошнотой. Надя тряслась, пыталась обхватить себя руками, чтоб успокоиться, клялась Васе, гладившему ее спину, что все хорошо. Он повторял то же самое и придерживал ей волосы.

На конечной их встретила машина. Потом ещё одна. И ещё. Пока они не оказались у границы леса с компасом и картой. Вася поправил очки, всем видом демонстрируя уверенность. Фиксер, мужчина лет пятидесяти, в продранном ватнике, нетерпеливо водил по экрану смартфона, ожидая, когда придет перевод. Внешне он выглядел как бездомный, никто бы и не догадался, что его криптокошелек сейчас по количеству нулей сравнится с годовым бюджетом города-миллионника.

— Ну, значит, идете строго на запад, километров через пять увидите деревья с насечками. Идите по указателям, там будет бытовка. А в бытовке — наш человек. Он проведет вас туда, где колючка перекушена.

— А дальше? — спросила Надя и тут же про себя подумала, а какая, собственно, разница. Главное — выбраться.

— А дальше будет дальше, — пожал плечами мужик и сел в машину.

Вася с Надей переглянулись и обменялись взглядами, в которых читалось: «Ситуация лучше не становится, но поворачивать обратно уже не вариант». Сейчас эта фраза вызывала даже бравую улыбку. По крайней мере, у Нади. Просто потому что плакать уже было нечем.

Они с видом знатоков взглянули на карту и двинулись вглубь леса. По пути они тихо переговаривались. Оказалось, никто из них ни разу не был в лесу. Знали, что там опасно, смотрели пару сезонов «Последнего героя», которые снимали в Сибири, ну, там, где леса ещё оставались.

— А этот природный, как думаешь?

— Высаженный, — пожал плечами Вася. — Помнишь Антона? Вот он занимался проектированием посадки.

— Почему здесь?

— В целях госбезопасности.

— На границе было бы логичнее голографический лес разместить, — предположила Надя.

— Тогда кто-то бы лишился дохода с переправки людей через границу, — раздался голос в стороне.

Вася тут же дернулся и завел Надю себе за спину. За несколько дней их «путешествия» Вася стал дерганным. Нервным.