Миссия «Лучшая подруга» - Зоран Дрвенкар
Хоть героиня и не догадывалась, чем закончится это падение, она точно знала, что не собирается умирать так внезапно.
«Ещё рановато», – подумала она.
Поскольку мы не можем завершить повествование прямо сейчас, расскажем, что происходило с нашей героиней во время её свободного падения.
Она продолжала падать. Падала, падала, падала.
Врезалась в ветку, в другую, пролетела между ёлками. Так сильно ободрала нос о скалу, что её глаза даже начали косить. От одного дерева она оттолкнулась вправо, от другого – влево, напугала уже знакомого читателю кролика, так что тот широко раскрыл глаза и оставил на земле несколько горошин, а потом упал набок и притворился мёртвым.
Ещё через восемьдесят метров падение вдруг прекратилось. Пандекраска Пампернелла приземлилась на соломенную подушку, которую ежедневно готовила прислуга, чтобы обеспечить госпоже мягкую посадку. Радостно взвизгнув, наша героиня спружинила и снова упала в сено в двадцати метрах, после чего съехала на попе до озера и остановилась прямо перед деревянным домиком.
Там-то она и лежала теперь немного помятая и проверяла, не испортилась ли причёска. Потом встала и отряхнула джинсы от сена.
– Всё это начинает надоедать, – громко заявила она, поглядывая на небо, как будто увидела в вышине сокола. Но сокол был неглуп: он, разумеется, давным-давно сидел в клетке и делал вид, словно ничего не произошло. Пандекраска Пампернелла сжала руку в кулак и потрясла им в воздухе, после чего послышался раскат грома. Наша героиня, довольная собой, опустила руку.
Но она ещё не сполна выразила возмущение.
Взволнованная, она торопливо ступила на мостик, на дальнем конце которого сидел человек. Услышав её шаги, тот поднял голову от блокнота. Ноги человека болтались в воде, и был это не кто иной, как ваш покорный слуга. Поправив очки, я поинтересовался, когда же Пампернелле Пандекраске наскучит дрессировать своего глупого сокола.
– В который раз ты уже пытаешься?
Пандекраска Пампернелла начала считать на пальцах. Это заняло у неё пару минут.
– В восемьдесят третий, – наконец ответила она и бросила взгляд на блокнот, где я фиксировал всё, что случалось с нашей героиней, поскольку был её официальным биографом и сопровождал её со второго года жизни.
«Не может быть! Ни у кого в два года не бывает биографа!» – должно быть, воскликнете вы.
Ваше право усомниться, ведь вы не знакомы с Пандекраской Пампернеллой. Но стоит этой девочке чего-нибудь захотеть, как её желание осуществляется. Говорить она научилась в два года, и третьей произнесённой ею фразой стало требование личного биографа.
Первая фраза звучала так: «Ну наконец-то!»
Второй стал вопрос: «Почему у меня до сих пор нет лошади?»
Подав голос в третий раз, она объявила: «Хочу, чтобы кто-то записывал всё, что я думаю и делаю. Он может со мной не любезничать, но лучше пусть постарается. Хочу… – тут Пандекраска Пампернелла немного помедлила, вспоминая нужное слово, – личного биографа, и побыстрее!»
Так в этой истории появился я.
Меня зовут Доминго Иглесиас де Сакраменто, но Пандекраска Пампернелла называет меня Дон Плуто, поэтому для всех и вся я Дон Плуто, официальный биограф Её Высочества, которая прямо сейчас заглянула мне через плечо и прочла, что я записал. Указав на одну из строчек, она заявила:
– Это неправда.
Я перечитал фразу:
«Пандекраска Пампернелла зашипела».
– Почему же неправда? – спросил я.
– Ты не мог меня слышать.
– Зато я всё видел! – ответил я, поглаживая подзорную трубу, которая лежала на мостике. Без этой трубы я никогда не выходил из дома. Пандекраска Пампернелла уже четыре месяца пыталась дрессировать сокола, и каждое утро я сидел здесь, наблюдая за падениями Её Высочества, как наблюдают за малышом, который учится ходить. Без подзорной трубы было бы далеко не так увлекательно.
– Это не шипение! – сказала Пандекраска Пампернелла.
– А что же?
– Звук возмущения.
– Изобрази-ка мне звук возмущения.
Пандекраска Пампернелла выполнила просьбу.
– Похоже на шипение, – заметил я.
– Нисколечко! Хочешь, я прошиплю?
Я кивнул.
Пандекраска Пампернелла прошипела.
– Вот как звучит шипение, – сказала она.
– А теперь изобрази звук возмущения, – снова попросил я.
Пандекраска Пампернелла повторила.
Получилось точь-в-точь как шипение.
Я биограф и дипломат. Однако далеко не дурак.
– Ага, вижу разницу, – сказал я.
– Ты врёшь! – воскликнула героиня.
– Я твой биограф, – напомнил я. – Я не могу врать.
Пандекраска Пампернелла осталась довольна ответом и продолжила листать мои записи.
– А ты не хочешь написать о том, как мы встретились с профессором Мосс?
Я кивнул, поскольку давно планировал это сделать. Правда, мне мешало одно обстоятельство.
– Меня не было на твоих крестинах.
– И что? – не поняла Пандекраска Пампернелла.
– Может быть, эту историю ты расскажешь сама? – предложил я.
Пандекраске Пампернелле идея не пришлась по душе.
– Я главная героиня, – ответила она. – Не могу же я рассказывать про саму себя. Глупость какая-то.
– Всё случается в первый раз, – заметил я. – Подумай об этом.
Пандекраска Пампернелла склонила голову набок и целую минуту размышляла.
– Ни за что на свете, – ответила она и была такова.
Из личных хроник Пандекраски Пампернеллы
Наконец-то! Пришло время и мне кое-что написать о себе. Ведь нет ничего ужаснее, чем героиня, которая вечно молчит. Ну разве что героиня, которую зовут Пандекраска Пампернелла и которая болтает без умолку.
Но я не такая.
Поскольку в последнее время я получила от вас много электронных писем с одним и тем же вопросом, отвечу на него прямо сейчас, чтобы вы успокоились. Я понятия не имею, откуда взялось моё имя. Королева говорит, что оно ей приснилось. Король утверждает, что вычитал его в книге и ещё неделю учился выговаривать.
Кого-то зовут Петером или Люси, кого-то – Урсулой или Германом. Моё имя отражает мою суть: я девочка, которая знает, чего хочет.
Бывает, я спотыкаюсь.
Порой нетвёрдо стою на ногах.
Но в остальное время я уверенно шагаю по жизни.
В этом вся я.
И если вас удивило, что я взялась рассказывать эту историю, хотя и не собиралась, то объясняю: я записываю всё это, потому что с недавних пор в мою жизнь вторгся злой рок.
Иными словами, большая беда.
С тех пор я уже не шагаю вперёд так уверенно, а скорее бреду, немного шатаясь. Моя крёстная говорит, что любое несчастье можно прогнать, если описать его словами. Поэтому я записываю то, что со мной произошло, в надежде остановить беду. Моя жизнь не должна подчиниться злому року. И чтобы этого не произошло, мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, поддержите меня. Если, прочитав книгу, вы найдёте какой-то выход, позвоните или напишите мне и расскажите, что бы сделали на моём месте. Ведь скоро мне нужно будет принять решение, а я совершенно не представляю, как поступить.
Но сначала я расскажу, как обрела крёстную.
Во время моих крестин в соборе Святого Петра профессор Цаца Мосс сидела в седьмом ряду, едва не задыхаясь. В соборе в тот четверг были заняты все места до единого. Ещё на рассвете в очереди перед входом собралось более шестидесяти тысяч человек, и теперь они теснились на скамьях и табуретах. Люди прижимались к стенам и колоннам, обмахиваясь от духоты, и ожидали появления королевской четы. Повсюду были установлены экраны, телевизионные камеры снимали каждый уголок, а через динамики, будто ангельские голоса, разносились песнопения. Профессор плохо переносила шум. Она заткнула уши обрывками бумажных платочков и напоминала пациента стоматолога, который ждёт, когда же подействует анестезия.
Я ещё не знала, кто такая профессор Мосс.
Наконец в собор вошла королевская чета, которую гости встретили аплодисментами и радостными возгласами. Король сиял, на лице королевы играла широкая улыбка, а я лежала у неё на руках и не понимала, с чего все так суетятся. Никто не объяснил мне, в чём смысл крестин, пришлось догадываться самой – и вся эта затея казалась мне глупой. Но разве я что-то смыслила? Мне было всего два, я ещё носила подгузники и до того момента не проронила ни слова. Я была словно бутылка с запечатанным горлышком. Тем не менее при виде меня половина присутствующих зарыдала, а другая принялась охать и ахать.
Я огляделась по сторонам.
Кроме профессора Мосс, не было никого, кто бы не перекрестился. Поэтому я сразу обратила на неё внимание. Она сидела в седьмом ряду с отсутствующим видом. Лоб её был нахмурен, из ушей, как сорняки, торчали обрывки платочков. Она единственная не стала выворачивать шею, когда Папа Римский поприветствовал королевскую чету и подошёл к алтарю. Гости успокоились. Музыка стихла. Собор Святого Петра погрузился
