Поль Верн - Сороковое восхождение французов на Монблан
Столь захватывающее зрелище не могло охладить мое нетерпение, и больше чем когда-либо я захотел исследовать этот еще неизвестный мне мир.
Моего спутника также охватил энтузиазм, и с того момента я поверил, что пойду на Монблан не в одиночку.
Мы спустились в Шамони. Погода постепенно улучшалась. Барометр продолжал свое медленное восхождение — все шло как нельзя лучше.
На следующий день на рассвете я помчался к главному проводнику. Небо было безоблачным. Ветра почти не ощущалось — только легкие дуновения с северо-востока. Массив Монблана, с золотившимися под лучами восходящего солнца главными вершинами, казалось, приглашал многочисленных туристов посетить его. Нельзя было не ответить на столь любезное приглашение, не рискуя стать неблагодарным. Господин Бальма, справившись по своему барометру, объявил, что восхождение вполне возможно, и пообещал дать мне двух проводников и носильщика, как это предписывалось правилами. Право выбора я предоставил ему. Однако приготовления к выходу нарушил один инцидент, совершенно мною не предусмотренный.
Выйдя из комнатушки главного, я столкнулся с Эдуаром Раванелем, моим давешним проводником.
— Ну что, идете на Монблан? — спросил он.
— Разумеется, — ответил я. — Разве вы не находите нынешнее утро вполне подходящим?
Он задумался на несколько минут, а потом сказал с несколько озабоченным видом:
— Месье, вы же мой клиент; я вчера сопровождал вас на Ереван и теперь не могу покинуть. Раз вы идете наверх, то и я пойду с вами, если вам, конечно, угодно принять мои услуги. Это ваше право, потому что во всех опасных прогулках путешественник может выбирать себе проводников. Вот только, если вы примете мое предложение, я просил бы вас взять в помощники и моего брата, Амбруаза Раванеля, а также кузена, Гаспара Симона. Оба — молодые и здоровые парни. Они, как и я, не очень-то любят подобные прогулки, но от работы не бегают, и я ручаюсь за них, как за самого себя.
Парень внушал мне полное доверие. Я согласился и, не теряя времени, пошел предупредить главного проводника о сделанном мною выборе.
Но, пока шли наши переговоры, господин Бальма тоже начал действовать, договариваясь с проводниками в соответствии с установленной очередью. Один уже согласился: это был Эдуар Симон. Ждали ответа другого проводника по имени Жан Каррье. В ответе можно было не сомневаться, потому что этот человек уже двадцать девять раз поднимался на Монблан. Я оказался в трудном положении. Выбранные мною проводники все были родом из Аржантьера, общины, находившейся в шести километрах от Шамони. И теперь жители Шамони обвиняли Раванеля в том, что он оказал на меня влияние ради семейной выгоды, а это противоречило правилам.
Желая поскорее прекратить споры, я взял Эдуара Симона третьим проводником, потому что он уже начал собираться в путь.
Он был бы мне ни к чему, если бы я отправлялся на восхождение один. Но со мною в гору шел товарищ, и третий проводник становился просто необходим.
Уладив дело, я пошел предупредить Донасьена Левека. Тот спал сном праведника, преодолевшего накануне пятнадцать километров по горным склонам. Пробудить его стоило некоторого труда; пришлось сперва вытащить из-под него простыню, потом подушку и, наконец, матрас. Только после этого результат был достигнут, и мне удалось растолковать ему, что я готовлюсь в большое путешествие.
— Ну, ладно! — зевая сказал он. — Я буду сопровождать вас до Больших Мулов и там дождусь вашего возвращения.
— Браво! — ответил я. — У меня как раз есть лишний проводник, я выделяю его для вас.
Мы купили необходимые для передвижения во льдах вещи. Палки с железными наконечниками, гетры из грубого сукна, очки с зелеными стеклами, плотно прилегающими к глазам, перчатки с меховой подкладкой, зеленого цвета накидки и меховые ушанки — ничего не забыли. У каждого были превосходные башмаки с тройными подошвами, которые проводники подковали шипами. Эта последняя деталь необычайно важна, потому что в подобного рода экспедициях случаются моменты, когда всякое скольжение будет смертельным, причем не только для поскользнувшегося, но и для всей связки.
Подготовка наша, как и сборы проводников, длилась около двух часов. Наконец к восьми часам нам подвели мулов, и мы двинулись по направлению к шале у Остроконечного Камня, которое находилось на высоте 2000 метров, то есть в 1000 метров над долиной Шамони и в 2800 метрах ниже вершины Монблана.
Добравшись к десяти часам до Остроконечного Камня, мы встретили там испанского путешественника, господина N., в сопровождении двух проводников и носильщика. Старший из проводников, по имени Паккар, был родственником доктора Паккара, того самого, кто вместе с Жаком Бальма первым покорил Монблан[14]. Он уже восемнадцать раз был на вершине. Господин N. также намеревался подняться на Монблан. Он много странствовал по Америке. Выйдя из Кито[15] и преодолев по снегу самые высокие перевалы, пересек андийские Кордильеры[16]. Он, следовательно, полагал, что без особого труда справится со своей новой затеей, но тут ошибся: не учел вертикальности склонов, по которым предстояло идти, а также разреженности воздуха.
Спешу добавить, в похвалу господину N., что если ему и удалось добраться до вершины Монблана, то только благодаря редчайшей духовной энергии, потому что физические силы оставили его задолго до этого момента.
У Остроконечного Камня мы, насколько это было возможно, плотно позавтракали. Такова мера предосторожности, потому что аппетит вообще-то пропадает, как только вступаешь в районы оледенения.
Господин N. со своими проводниками часов в одиннадцать ушел к Большим Мулам. Мы же отправились в путь только в полдень. У Остроконечного Камня верховая тропа заканчивается. И теперь надо было карабкаться зигзагами по очень крутой тропинке, идущей по краю ледника Боссон, а потом вдоль самого основания Южного пика[17]. После часа довольно тяжелой работы, в самую жару, мы дошли до точки, называемой Камень-с-Лестницей; она расположена на высоте 2700 метров. Здесь проводники и путешественники связываются вместе крепкой веревкой, оставляя между собой промежутки в три-четыре метра. После этого мы должны были ступить на ледник Боссон. Этот труднодоступный ледник там и сям изрезан зияющими пропастями, дно которых увидеть невозможно. Вертикальные стенки трещин отливают каким-то неопределенным, притягивающим взгляд сине-зеленым цветом. Когда с тысячей всевозможных предосторожностей приближаешься к краю и заглядываешь в таинственные глубины, некая неведомая сила овладевает тобой, и кажется вполне естественным шагнуть в непостижимые бездны.
