Николай Томан - Если даже придется погибнуть...
Тренер Анатолия всегда хвалил его за чувство дистанции в бою. Считал, что у него выработаны точные двигательные рефлексы на пространственные раздражители и даже будто бы хорошо развиты «пространственно-различительные функции психофизиологических анализаторов». И еще что-то о вестибулярном аппарате. Да, вестибулярный аппарат у него неплох. Это Анатолий и сам чувствует, а во всем остальном сомневается. Скорее всего, срабатывают инстинкт и интуиция.
Он, правда, внимательно прислушивается ко всем советам своего наставника и на тренировках аккуратно им следует. Но как только начинается не тренировочный, а настоящий бой, начисто все забывает и действует механически. Твердо помнит он лишь одно — свое явное преимущество в бою на длинных дистанциях.
Все это очень пригодилось ему сегодня в схватке с пьяными хулиганами. Сначала он хотел было покончить с ними миром и сказал как можно дружелюбнее:
— Ну, вот что, юные герои, пошумели и давайте-ка по домам!
Но в ответ на его мирное предложение один из них разразился грязной бранью, а другой замахнулся бутылкой, и если бы Анатолий не владел такими приемами защиты, как «уход», «уклон» и «нырок вниз с приседанием», худо бы ему пришлось.
Взывать к благоразумию было уже бессмысленно. Мгновенно приняв боевую стойку, он нанес серию прямых ударов левой по корпусу ближайшего к нему противника, а затем свой неотвратимый, посылающий в нокдаун удар правой. Тот, кто замахнулся на него бутылкой, тяжело рухнул на тротуар. А Анатолий снова вернулся в боевую стойку и, не дав двум другим противникам опомниться, отбросил сначала в сторону того, который был ближе к нему, знаменитым «свингом» — ударом с размаху с дальней дистанции выпрямленной рукой. А так как третий хулиган, нетвердо державшийся на ногах, неловко наклонился в сторону Анатолия, создав тем самым почти классическую ситуацию для удара снизу, Ямщиков не замедлил этим воспользоваться.
И вот тогда старший из хулиганов, все еще лежавший на земле, и полез за финкой, но либо там ее не оказалось, либо он раздумал ею воспользоваться — рука его так и застряла в кармане. А Анатолий поспешил закрепить свою победу грозным окриком:
— Эй вы, скоты, забирайте-ка своего атамана — и марш по домам!
— Поднимите же меня, заразы! — закричал и тот, что лежал на земле. Он, видимо, и в самом деле был у них за главного.
Парни поспешно склонились над ним.
Тут-то он и крикнул:
— Погоди, милицейский холуй, мы с Тузом еще с тобой рассчитаемся.
Анатолий не обратил тогда внимания на эти слова — разбитому наголову противнику ничего ведь и не оставалось, как отводить душу угрозами. Это уж потом, в разговоре с Валей Куницыной, вспомнил он, что Туз — беглый рецидивист, которого разыскивает милиция. Старший из нападавших был, видимо, как-то с ним связан. Жаль, что в темноте не удалось как следует его рассмотреть.
Победа далась Анатолию, однако, нелегко. Она отняла много сил, и он мечтал теперь лишь об одном — добраться поскорее до дома. Подставить под холодные жесткие струи душа все еще разгоряченное тело — и в постель!
2
Старший инспектор районного отдела внутренних дел Татьяна Грунина очень спешит. От метро до места ее работы теперь уже недалеко — всего пять минут ходьбы, но и времени в обрез, а ей сегодня нужно быть ровно в девять. Она так торопится, что на нее начинают обращать внимание прохожие.
Но вот наконец и подъезд райотдела! Она распахивает тяжелую дверь и, минуя просторный вестибюль с книжным киоском, поднимается на третий этаж. Теперь по длинному коридору поскорее в свою комнату. Хорошо хоть, что не видно никого из знакомых — не нужно тратить время на приветствия и разговоры. Лишь у дверей начальника паспортного стола ее внимание привлекает небольшая очередь посетителей — человек пять-шесть. Проходя мимо, Грунина невольно задерживает взгляд на средних лет мужчине в выгоревшей военной гимнастерке. Где-то она уже видела его… Рыжий, плечистый, широколицый, с мясистым носом. Очень знакомая физиономия!
Хоть ей сейчас и не до воспоминаний, Татьяна, однако, все еще силится припомнить, где же видела она этого человека? Одно лишь ясно — в обстоятельствах необычных. И вдруг ее осеняет — Грачев!
Да, это он, слесарь Павел Грачев, осужденный за тайное изготовление крестиков в заводском цеху, которые кто-то из его сообщников сбывал служителям культа одной из подмосковных церквей. Дело это вел другой следователь, а Грунина ездила к Грачеву в исправительно-трудовую колонию и допрашивала его там как свидетеля по совершенно иному поводу.
Когда же это было? Год назад, кажется… Да, около года. Он тогда уже отсидел большую половину срока. А теперь, значит, освобожден и собирается, наверное, прописаться по прежнему месту жительства? Проживал он, помнится, по Конюховской улице… Кто же там у него остался? Сестра как будто… Да, сестра-школьница, мать и отец умерли вскоре после войны.
Досадуя на себя, Татьяна встряхивает головой — не время сейчас думать об этом! Нужно идти к начальнику с докладом Он поручил ей провести опрос своих подчиненных и теперь ждет результатов ее работы. Похоже, что собирается выступать на предстоящем совещании в городском Управлении внутренних дел.
Давно бы пора разобраться, на что уходит рабочее время инспекторов. Получается ведь, что почти десять процентов его расходуется на писанину. Разве не могли бы выполнять все это технические работники или сами же инспектора с помощью так называемой малой механизации управленческого труда?..
Размышления Татьяны прерывает звонок. Она поспешно снимает трубку. Это начальник.
— Слушаю вас, Евгений Николаевич. Да, все готово. Иду!
Собрав в папку отпечатанные на машинке страницы своего доклада и записи, сделанные от руки, которые могут ей пригодиться, Грунина спешит в кабинет начальника. Проходя мимо дверей паспортного стола, снова бросает взгляд на Грачева. На этот раз, кажется, и он обращает на нее внимание. Случайно или узнал?..
— Вы все хорошеете, Танечка, — встречает ее Евгений Николаевич Лазарев банальной фразой.
Грунина едва заметно хмурится — не любит она комплиментов да и Танечкой называть себя никому не разрешает. Евгений Николаевич знает это и лишь наедине с нею позволяет себе такую вольность.
— И не надо дуться, — все еще улыбается Евгений Николаевич. («С чего это у него такое хорошее настроение?») — Я ведь не из ловеласов, однако вам всегда почему-то хочется сказать что-нибудь приятное.
— Но ведь вы же знаете, Евгений Николаевич…
