Николай Коротеев - Мир приключений 1974
Зарика и Борца жадно ловили известия с Земли, следили за напряженным ритмом ее будней.
Многое среди сообщений с Земли было непонятно Зарике, многие термины и понятия, привычные для Борцы, она вообще с тишала впервые: во времена до старта «Альберта» их не существовало.
Отвечая на бесконечные расспросы Зарики, Борца и сам по-новому осмысливал многое.
Они говорили обо всем на свете, однако по молчаливому уговору избегали касаться того, что день и ночь не давало покоя Борце: был ли он повинен в разыгравшихся трагических событиях?
Суд совести, разбиравший этот вопрос, решил, что вины Борцы тут нет. Известно ведь, что различные материалы в длительном космическом полете, в условиях сложных физических воздействий приобретают новые, часто полезные и нужные человеку свойства.
Такова, собственно, была, как известно, одна из второстепенных целей полетов — изменить свойства веществ… Такие вещества — материал для экспериментатора.
Короче, Суд совести оправдал Борцу. И все-таки Борца мучился, едва только медики привели его в сознание (это случилось уже на спутнике). Он считал себя повинным в разыгравшейся трагедии.
— У людей всегда должно быть наготове оружие против повой болезни, — сказала Зарика, когда их лечение шло к успешному завершению.
— Панацея от всех бед?
— Что-то в этом роде.
— Я не биолог, — сказал Борца, — мне с тобой трудно спорить. У каждой болезни свой возбудитель. Так разве возможен универсальный рецепт от всех хворей, которые могут одолеть человека?
— Я отвечу вопросом на твой вопрос, — произнесла Зарика. — У людей имеется множество машин разного назначения. Так?
— Так, — согласился Борца, сбитый с толку.
— Каждую машину собирают по-своему, — продолжала Зарика. — Так разве возможен универсальный аппарат, который был бы в состоянии сделать любую машину?
— Это разные вещи, — сказал Борца. — Моя машина синтеза должна работать на совершенно новом принципе…
— Вот-вот, на новом принципе, — подхватила Зарика. — И я хочу найти такой новый принцип. По-моему, микробиология слишком долго топчется на одном месте.
…Вскоре наступил давно ожидаемый и все равно неожиданный час прощания с клиникой невесомости. Зарика и Борца обошли почти пустые палаты, попрощались с теми, кто еще оставался здесь. Затем пошли в шлюзовую камеру, ожидая прибытия автолета.
— Вернулась я на Землю, а так и не знаю, чем она живет, — пожаловалась Зарика. — Что волнует вас, людей двадцать второго века? Что тревожит?
— Не «вас», а «нас», — поправил Борца.
— Тем более.
— Надо поездить по планете.
— Сама знаю, что надо, — сказала Зарика. — Времени нет. Хочу сразу на биостанцию.
Борца задумался.
— Ты любишь театр? — неожиданно спросил он.
— Театр? Помню. Любила. Я ходила в театр маленькой девочкой… А разве есть у вас театр?
— Странный вопрос.
— Когда «Альберт» улетал, говорили: искусство театра отмирает.
Борца улыбнулся.
— Эти разговоры ведутся сотни лет, еще со времен Шекспира, — сказал он, — а театр продолжает здравствовать. Вот что: я поведу тебя в театр, и ты узнаешь, чем живет Земля.
…Еще издали, из кабины автолета, Зарика разглядела белоснежный купол, как бы свободно парящий в воздухе, и догадалась, что это и есть политеатр. Политеатр… Словечко было непривычное и отпугивало своей новизной.
Автомат у входа протянул им два жетона, и они прошли на свои места. Внимание Зарики привлекли кресла — массивные, они в то же время легко могли вращаться на шарнирах. Садясь в кресло, зритель пристегивался к нему с помощью специального пояса. «Словно в автолете», — подумала Зарика. Арена, расположенная внизу, напомнила Зарике стадион. Необычайно рельефным было освещение, но Зарика, сколько ни вертела голову, нигде не могла обнаружить ни одной лампы.
Купол стал меркнуть, и все погрузилось во тьму.
Над самым ухом Зарики послышался шепот.
«Ты увидишь сейчас подлинную историю, происшедшею на Земле, — говорил голос. — Ты увидишь людей, твоих братьев и сестер. Ты увидишь любовь, которая дает людям крылья…»
Шепот потонул в нарастающей мелодии. Зарика не могла отделаться от ощущения, что волны музыки звучат лишь для нее одной.
…А на сцене жизнь шла своим чередом. Старая, как мир, история захватила Зарику. Она даже не вникала особо в сюжет, следя за развитием характеров. Особо увлек ее танец, который исполняла женщина. Каждый поворот, каждый шаг ее с изумительной точностью гармонировали с музыкой.
Когда они в антракте вышли в прохладное фойе, загадка согласованности музыки и танца не покидала Зарику.
— Где помещается оркестр? — спросила Зарика.
— Оркестра нет, — сказал Борца. — Что действительно отмерло в театре, так это он.
— Остается магнитная запись?
Борца покачал головой.
— Разве при звукозаписи можно было бы достичь такой гармонии музыки и танца? — спросил он.
— Верно, я тоже подумала об этом, — призналась Зарика. — Когда смотришь танец, в голову приходит мысль, что сама балерина — источник музыки.
— Так оно и есть, — сказал Борца. — Ты угадала. Зарика искоса посмотрела на Борцу: не шутит ли он?
— Понимаю, ты привыкла к оркестру, — возобновил Борт прерванный разговор, когда они отошли от панно «Первый виноград на Марсе». — Здесь, в поли театре, музыка подчиняется непосредственно артисту, и потому посредничество громоздких музыкальных инструментов попросту не требуется.
— Не говори загадками, — взмолилась Зарика.
— А ты не боишься технических подробностей?
— Наоборот, жажду их!
— Изволь. Звук извлекается свободным движением тела в пространстве сцены. Под нею включены высокочастотные ультрагенераторы.
— Понимаю. — По лицу Зарики было видно, что она напряженно что-то соображает.
— Генераторов под сценой много, около сотни, — продолжал Борца. — В сумме они образуют силовое поле. Когда актер движется, он пересекает силовые линии, а это вызывает изменение частоты одного или нескольких генераторов…
— Минуточку, — перебила Зарика. — Ведь частоты у генераторов высокие?
— Сверхзвуковые.
— А откуда звук берется?
— Он получается как разность частот. Но давай подкрепимся, антракт кончается, — сказал Борца.
Они подошли к автоматам с соками.
— Что будешь пить? — спросил Борца.
— Только трабо. Я хочу жить долго-долго, — сказала Зарика.
…И снова купол погас, а круглая сцена осветилась.
Участники высокогорной экспедиции погружали в ракету снаряжение и приборы. Затем члены экипажа один за другим пролезли в люк, заняли свои места в корабле. Каким-то необъяснимым образом и Зарика очутилась среди них. «Старая машина. Похожа на шлюпку с „Альберта“», — подумала Зарика. Так оно и должно было быть — пьеса была на историческую тему.
