Бунт на борту(Рассказы разных лет) - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович

«„Воеводе“ встать на якорь».

Минный крейсер сделал крутой поворот, но пошел не обратно в бухту, а к берегу и выбросился на мель.

Тогда двинулся и «Память Азова». Крейсер пошел к выходу из бухты и на ходу поднял сигнал:

«„Абреку“ и миноносцам следовать за мной».

После томительной паузы минный крейсер и миноносцы подняли ответ:

«Ясно вижу».

На носу, у шпилей, засуетились якорные команды, из труб повалил дым, забурлили под кормой винты, но корабли не двинулись с места.

— Враздрай работают[23]! — возмущенно и зло закричали на «Памяти Азова».

На правом борту крейсера высунулось в амбразуру шестидюймовое орудие. Вспухло облако дыма. Между «Абреком» и «Ретивым» поднялся мощный фонтан воды. И словно ожидая этого сигнала, минный крейсер и миноносцы дали полный ход. Но пошли они не к выходу из бухты, а тоже к берегу. Корабли врезались форштевнями в прибрежный песок, с бортов спустили трапы. Под дулами офицерских револьверов матросы сошли на берег и побежали в лес.

Все было кончено. Крейсер под красным флагом остался один.

Командный состав крейсера собрался в боевой рубке.

— Что будем делать? — обводя взглядом верных друзей, спросил командир крейсера Лобадин.

— Идти в Ревель! — без колебаний ответил Оскар Минес. — Там нас ждут рабочие. Объединенными силами, с моря и суши, возьмем город и присоединим к себе солдат. Царских карателей из Петербурга в первые дни можно не бояться. Эстонские боевики взорвут железнодорожные мосты.

— А в Ревеле к нам присоединится «Рига». Я в этом уверен, — поддержал Минеса Лобадин. — Я тоже за поход на Ревель!..

Под кормой крейсера заклубились буруны. Он лег на курс в открытое море. Только чайки вились за кормой одинокого корабля с красным флагом на мачте.

Из боевой рубки не расходились. Ждали, какие вести принесет радиотелеграф. Наконец на стальном трапе загромыхали шаги телеграфного квартирмейстера Николая Баженова. Но в рубку он вошел медленно, с угрюмым лицом.

— Молчат! Молчат как рыбы! — безнадежно развел он руки. — Свеаборг молчит, Кронштадт молчит, «Цесаревич» и «Слава» молчат, минный отряд в Гельсингфорсе молчит!

— А «Рига», как «Рига»? — нетерпеливо поднялся Лобадин.

— И «Рига», Нефед Лукьяныч, молчит, как проклятая!

После тяжелой паузы заговорил Петр Колодин, исполнявший обязанности старшего офицера:

— Дело будет серьезнее, чем мы думали. Поэтому давайте обсудим, как поступить с оставшимися на крейсере офицерами. Враги ведь!

— Комитет уже решил. Офицеров не трогать, их судьбу решит позднее революционный суд, — ответил Оскар Минес.

— Офицеры первые начали стрелять в матросов: Захаров, Соколовский, Зборовский… Ладно! Коли комитет решил так, перетакивать не будем. Но есть еще и кондукторы, а их даже не заперли в каютах.

— Как они себя держат? — спросил Лобадин.

— Как богачи на деревенской сходке. Кучкой держатся, матросов чураются. Вспомните, товарищи, сколько вреда принесли шкуры-кондукторы в Севастополе и на «Потемкине».

— Ты, Петя, кондачок любишь. А тут дело серьезное, — недовольно возразил Лобадин. — Надо поговорить с ними, прощупать.

— Щупайте! — рассерженно отмахнулся Колодин. — Только они, извиняюсь, не куры-несушки.

Переговорная трубка на мостике заурчала.

— Рубка слушает! — крикнул Лобадин.

— Выходим на створ ревельских маяков! — донесся из трубки голос рулевого Мундштукова, теперь штурмана крейсера. — Начинаем поворот на Ревель!

— Поворачивайте! — ответил Лобадин. — И передай, Алеша, сигнальщикам, чтобы зорче смотрели. Ищите «Ригу»!

Командиры поднялись на мостик. А палуба крейсера уже была забита матросами. Все чувствовали, что приближается решительный момент. Открылся заросший соснами остров Нарген[24] у входа в ревельскую бухту. Отсюда до Ревеля час хорошего хода. Как-то встретит восставший корабль рабочий Ревель? И где-то близ острова проводит учебные стрельбы «Рига», готовая присоединиться к революционному крейсеру.

— «Рига»! — вдруг закричали на палубе. Взлетели бескозырки, загремело «ура».

Но куда же она идет? Обогнув южный маяк Наргена, «Рига» начала уходить за остров, на запад, а не на юг, в Ревель.

— Почему «Рига» уходит? — встревоженно, посмотрел Оскар Минес на Лобадина. — Нужно ее догнать!

— Догоним! Обойдем остров с севера и ляжем на пересечку курса «Риги»! — ответил Лобадин.

Всех, и на мостике, и на палубе, шатнуло от крутого поворота «право на борт». Крейсер весь дрожал от мощной работы машин. Вот и бело-красный маяк на северной оконечности острова. Тут азовцы снова увидели «Ригу», вернее, ее корму. Винты уходившего корабля бешено работали.

— У нас ход семнадцать узлов, у «Риги» двадцать! — сказал безнадежно Мундштуков. — Командуй, Нефед, поворот!

Лобадин приказал повернуть и идти на Ревель.

На палубе подавленно молчали.

Почему же ушла «Рига»?

Настроение ее команды с утра 20 июля было напряженным. Матросы уже знали о восстании в Свеаборге и Кронштадте, но о событиях на «Памяти Азова» им не было известно. А командир «Риги» капитан второго ранга Герасимов был извещен об этом по радиотелеграфу и принял меры. Экипаж «Риги», учебного судна, наполовину состоял из гардемаринов[25] и кондукторов, проходивших стажировку. Герасимов собрал их на одной из палуб и вооружил винтовками. Затем, чтобы избежать встречи с мятежным крейсером, приказал идти в Либаву[26]. На траверсе Наргена «Рига» встретилась с крейсером. Матросы-большевики «Риги», видя, что их корабль уходит от крейсера, дали давно ожидаемую команду:

— В ружье, товарищи!..

Разбив трюм, матросы начали доставать патроны. Но вооружиться они не успели. Налетели гардемарины и кондукторы под командой офицеров. Восстание на «Риге» было подавлено в самом начале. Утром того же 20 июля, после трехдневных кровопролитных боев пал и революционный Свеаборг; в этот же трагический день было жестоко подавлено восстание матросов и солдат в Кронштадте. На броненосцах «Слава» и «Цесаревич» начальство списало на берег революционно настроенных матросов и заменило их гардемаринами. На миноносцах в Гельсингфорсе были произведены массовые аресты.

Вот почему молчал эфир, когда Николай Баженов выстукивал запросы из радиорубки «Памяти Азова».

В пять часов вечера революционный крейсер бросил якорь на ревельском рейде. Команда села ужинать. За столами против обыкновения было тихо. Ни шуток, ни смеха. Многих учеников не хватало за столом, а те, что сели ужинать, вдруг по какому-то тайному сигналу поднялись и ушли. Пустовали и столы кондукторов.

Поп Клавдий спустился вниз и пошел к кормовой артиллерийской палубе, где сидели арестованные офицеры. Двери не заперты, но у порога стоят двое караульных из учеников-переменников. Поп вошел, умышленно не притворив за собой дверь. Караульные не решались задержать священника.

— Господа офицеры, «Рига» корму показала! — весело сказал поп. — Крейсер наш теперь один как перст!

— Вернее, как «Потемкин»! — воскликнул насмешливо лейтенант Сакович. — Тот в Румынию ушел, а наш крейсер в Швецию, видимо, потопает. С революционным визитом!

— Вы бы поговорили, батюшка, с нашими кондукторами и учениками, — умышленно громко сказал лейтенант Лосев, косясь на часовых-переменников. — Они ведь ни в чем не виноваты. Кашу заварили наши бунтари и этот мерзавец штатский. Несправедливо будет, если учеников на расправу потянут!

— Святые твои слова, сыне!.. Это даже мой долг, как духовного пастыря, — ответил поп, направляясь к двери.

А на верхнем мостике в это время Лобадин, Оскар Минес и Петр Колодин рассматривали в бинокль город, порт, набережные и прилегающие к ним улицы, занятые войсками и полицией.