Бунт на борту(Рассказы разных лет) - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович

— Надо немедленно начинать! Не терпится братве вцепиться в глотку царю-батюшке! Потемкинцы и очаковцы начали — мы, азовцы, закончим. А нам, балтийцам, сподручнее сшибать с трона царя. Нам до Питера ближе, чем черноморцам! — Степан задорно улыбнулся.

— Правильные слова! — заговорили матросы, но в задних рядах кто-то сказал ядовито: — Царя сшибать азовцы задумали, а в 1905 году не вы ли заслужили царское спасибо и удостоились лобызания ручки ее величества царицы?

— Это не мы, это офицерье и шкуры-кондукторы лобызали! — загудели возмущенно матросы. — А мы ее, стерву, так бы лобызнули!

— На собрании чужие есть! — шепнул Минес Лобадину. Тот поднялся на цыпочки, вглядываясь. Потом сказал сердито и встревоженно:

— Тильман, ты как сюда попал? Ребята, ну-ка, задержите его!

Но уже хлопнула дверь горловины за выбежавшим Тильманом.

— Плохо получилось! — покачал головой Лобадин. — Уж больно у нас на крейсере команда разношерстная. Кроме основного состава, на который мы, как на каменную гору, надеемся, есть переменники-ученики. Переменники, за малым исключением, в революционном смысле материал совсем сырой. Тлеют, а не горят, хоть ты что! Ох, и тяжело будет!

— Революцию вообще тяжело делать! — серьезно ответил Минес. — А скажите, Нефед Лукьяныч, у вашего комитета есть связь с другими кораблями?

— И даже очень тесная! Партийные организации имеются на «Риге» и на «Абреке».

— А на «Воеводе» и на миноносцах сочувствующие выявляются. Сознательные и боевые есть ребята! — добавил Колодин.

— Это же огромная сила! — воскликнул Минес.

Собрание продолжалось.

А в это время Тильман докладывал торопливо пристегивавшему палаш и револьвер старшему офицеру крейсера капитану второго ранга Мансурову:

— В таранном отсеке собрались. Бунт готовят!

Мансуров замысловато, по-матросски выругался и вылетел из каюты.

Собрание вынесло решение поручить комитету тут же, немедленно разработать дальнейший план восстания и самое позднее через час сообщить его партийцам. А пока всем, кроме комитетчиков, выйти на палубы. В отсеке было невыносимо душно, кое-кому стало даже дурно. В этот момент влетел матрос:

— Полундра! Сюда Мансуров топает!

Словно по боевой тревоге колоколов громкого боя, матросы бросились к горловине отсека и разбежались по палубам. И когда появились капитан второго ранга Мансуров и вахтенный начальник, отсек был пуст. Но Мансуров уже узнал от Тильмана, что на корабле есть посторонний человек. Он вызвал караул и пошел по жилым палубам. На одной из коек лежали два человека. Один был знакомый Мансурову матрос, второго он не знал.

— Ты кто такой? — послышался строгий вопрос.

— Кочегар номер сто двадцать два.

— Нет у нас такого, — засмеялся Мансуров. — Взять его!

Минеса схватили и обыскали. Нашли заряженный браунинг и запасную обойму. Арестованного отвели в офицерскую ванную комнату и поставили четырех часовых, в число которых попросился Тильман. Дверь в ванную оставили открытой, а часовым было приказано заколоть арестованного при малейшей попытке к бегству.

В носовой части артиллерийской палубы Нефед Лобадин опять собрал большевиков. Всем было ясно, что действовать надо немедля. Через час уже будет поздно: Минеса отправят на «Воеводу», и на рассвете минный крейсер уйдет в Ревель.

— Не теряй время, командуй! — вырвалось нетерпеливо у Петра Колодина. — Упустим время — и нас брезентом накроют, как потемкинцев!

— Значит, решили! — свободно и легко вздохнул Лобадин. — Действовать по-флотски! Все за одного, один за всех!

— Трави до жвака-галса[22]! Ура! — подкинул бескозырку веселый Степан Гаврилов. — Да здравствует наша родная, самая красивая, самая желанная революция!

На верхней палубе щелкнул вдруг револьверный выстрел. Сверху из люка кто-то крикнул:

— Лейтенант Захаров застрелил матроса! Ребята тоже не стерпели — по башке прикладом… Богу душу отдает!

— В ружье! — крикнул Лобадин. — Выключай свет! В темноте нам виднее! Ребята, за мной!

Крейсер погрузился в темноту. Выбегая на палубу, Лобадин услышал за собой топот матросов.

С тремя партийцами он бросился выручать Минеса. С фонариками в руках они вбежали в коридор. Дверь в ванную открыта, караула нет, в дверях Минес.

— Оскар! — бросился к нему Лобадин. Они крепко обнялись.

У порога ванной лежал мертвый Тильман со штыковыми ранами в груди.

— Кто его? — спросил тихо Лобадин.

— Караульные, прежде чем убежать.

На верхней палубе гремели револьверные и винтовочные выстрелы.

Выбежав на палубу, Лобадин крикнул:

— Ребята, без крови! Бери офицеров в плен!

— Они нас в плен не берут!.. В упор стреляют! — закричали в ответ матросы.

Выстрелами сверху, через люки, матросы гнали офицеров в кают-компанию. Убит был вахтенный начальник Зборовский, тяжело ранены Мансуров и командир крейсера капитан первого ранга Лозинский. Офицеры панически метались во внутреннем помещении юта. Наконец, поняв, чего от них хотят, они ринулись толпой в кают-компанию и на кормовую батарею.

— Все! — вытер со лба пот Степа Гаврилов. — Драконы в клетке! — Он опустил винтовку.

Но ему пришлось тотчас же взять оружие на изготовку. С кормы закричали:

— Драконы бегут! На паровом командирском катере! Держи их!

Офицеры бежали через кормовой адмиральский балкон сообщавшийся с кают-компанией. Матросы забыли о балконе.

Офицеры уже спускались в катер. Забурлил винт, катер начал пятиться от кормы крейсера.

— Катер к борту! — крикнул в мегафон Лобадин.

Но катер прибавил обороты и разворачивался носом к берегу.

С палубы загремели винтовочные выстрелы.

— Нельзя их выпускать! — крикнул Лобадин. — Комендоры, к орудию!

Бортовой «гочкис» выплюнул пламя. Близ левого борта катера взметнулся фонтан. Второй выстрел. Катер качнуло, он стал зарываться носом. Снова два выстрела один за другим. Снаряды легли по бортам катера, и он застыл на месте. Офицеры начали прыгать в воду и побрели вброд к берегу. «Гочкис» сделал еще три выстрела подряд.

Но офицеры уже добрались до берега и скрылись в лесу.

Убежали с крейсера не все офицеры. Загнанных в кормовую батарею там и заперли, отобрав у них оружие. С ними был поп Клавдий. Но часа через два попа выпустили и даже разрешили ему свободно ходить по кораблю.

Над морем занималась заря. Наступал новый день, 20 июля 1906 года.

Утром этого дня Николаю II подали телеграмму. Царь удивленно округлил белесо-голубые глаза. Телеграмма была послана из неведомой эстонской деревушки Колга. Содержание ее было коротким: «Команда крейсера „Память Азова“ взбунтовалась. Убит командир и пять офицеров. Крейсер в руках мятежников».

Царский приказ был тоже коротким:

«Повелеваю немедленно привести в повиновение команду крейсера „Память Азова“. В случае необходимости потопить его».

Пять часов утра. Медленно пробили склянки. Раньше положенного по уставу времени с мостика раздалась команда:

— На флаг и гюйс смирно!

Горнист заиграл сигнал, его подхватила дробь барабанов. Из-за ходового мостика медленно поднялся красный флаг. На шканцах раздался могучий клич сотен глоток:

— Долой самодержавие! Да здравствует революция!

Команда была распущена, но не ушло с мостика новое командование крейсера. Командиром «Памяти Азова» был единодушно выбран Нефед Лобадин, руководитель корабельной большевистской организации, помощниками командира — Оскар Минес и Петр Колодин. Они совещались, как действовать дальше.

Неожиданно снялся с якоря и пошел к выходу из бухты минный крейсер «Воевода». На всех кораблях отряда слышали стрельбу на «Памяти Азова», потом увидели красный флаг на его мачте и без труда догадались, что крейсер захвачен восставшими матросами. Командир «Воеводы» лейтенант Гильдебрандт решил рискнуть уйти из бухты, чтобы сообщить в Ревель о случившемся. Но на «Памяти Азова» зорко следили за кораблями, и на мачту флагмана взлетел сигнал: