Ирина Шевченко - Алмазное сердце
— Не сомневаюсь.
Кое‑как удалось вытянуть из девушки, что на бал в ратушу семейство Солсети отправится в полном составе, баронесса собиралась взять с собой и юную лекарку, а значит, дом опустеет, как мне и было нужно. Я не старался скрывать радости от предвкушения успеха в затеянном мероприятии — подобные эмоции вполне вписывались в образ. Но Сана отчего‑то моей радости не разделяла.
— А вы не боитесь? — спросила она, уже собираясь уйти.
— Предстоящего разговора? Да, немного, но…
— Не разговора. Разочарования. Вы ведь почти ничего о ней не знаете. Она очень красива, но достаточно ли этого? Могут ли серьёзные чувства возникнуть так просто, с первого взгляда?
Разумные слова, которые я никак не ожидал услышать от этой чрезмерно романтичной особы.
— Я уверен в своих чувствах, — произнёс я твёрдо.
— Тогда желаю вам удачи.
— Спасибо, она мне понадобится.
Но на одну лишь удачу полагаться было нельзя, и оставшийся день я потратил на то, чтоб как следует всё спланировать.
Въезд в город герцога со свитой я пропустил. Когда на площади гремел оркестр и раздавались восторженные крики толпы, я был уже на пляже, подходил к ведущей к вилле Солсети лестнице. Я знал, что калитка, которой пользовалась, приходя на встречи, моя невольная шпионка, не запирается — специально пару раз наведывался сюда ночью. Дождался, пока сядет солнце, и в сгустившейся тьме поднялся по лестнице. Войдя в сад, свернул с тропинки и пошёл к дому напрямик. О том, что собак на вилле не держат, мне тоже было известно.
Баронесса с семейством уже уехали, и в доме остались только слуги. Те, у кого не было работы, наверняка сбежали на площадь, чтобы хоть издали полюбоваться праздником, а оставшиеся, думаю, выйдут наружу, когда начнётся фейерверк. Унго с утра бродил по городу и разузнал примерный план готовившихся торжеств: сначала официальная часть, потом салют, а уже после — танцы и угощение для приглашённых.
Я достал из кармана часы и сверил время, вот–вот должны раздаться первые залпы.
Интуиция меня не обманула: как только грянули выстрелы и в небе расцвели букеты разноцветных искр, и дома вывалила кучка людей. С радостным шумом они пошли вглубь сада, туда, откуда должно было быть лучше видно, а я, проводив их взглядом, выбрался из кустов и прошмыгнул в дверь заднего хода. Внутри было темно, но мне это не мешало: ночное зрение — один из врождённых талантов метаморфа — позволяло рассмотреть коридор с расположенными по обе стороны дверьми. По разговорам с Саной, задавая бессмысленные на первый взгляд вопросы, я сумел составить примерный план дома. Второй этаж меня не интересовал, достаточно того, что сейчас он пуст. А на первом, сразу от входа для слуг, начинались рабочие помещения: кладовые, кухня, комнаты горничных. Чтобы попасть на хозяйскую половину, нужно было пройти в широкие двустворчатые двери. Комната Виктории — первая, сразу у лестницы. В следующей, как я знал, жила моя рыжеволосая помощница, но туда мне было не нужно.
Апартаменты прекрасной вдовы удивили сдержанностью: никаких излишеств, милых женскому сердцу кружевных скатёрок, лаковых картинок и фарфоровых статуэток. И никаких шкатулок. Впрочем, я и не ожидал, что Виктория выставит свою маленькую сокровищницу на видное место, и, припомнив привычки знакомых дам, принялся за поиски. Но странное дело: в платяном шкафу были платья, в шляпных коробках — шляпы, а в ящике для белья — белье. Под кроватью стояли мягкие комнатные туфли и ночной горшок. Под подушкой лежал мешочек душистых трав.
Я уже испугался, с запозданием подумав о том, что, отправляясь погостить к свекрови, дэйна шантажистка могла оставить шкатулку с письмами в каком‑нибудь тайнике в Алвердо. Но тут же заставил себя успокоиться: для женщин подобных Виктории такие документы сродни чековой книжке, с ними не расстаются надолго. Нет, в шкатулке или в холщевой суме, но письма Лён–Леррона должны быть здесь! Ещё раз оглядев комнату, я стукнул себя ладонью по лбу: ну, не дурак ли! Дэйна Виктория — не романтичная девица. Она не станет хранить бумаги в ворохе белья или под подушкой. Для документов есть более подходящее место.
Крышка стоявшего у стены бюро была заперта, но это не стало для меня проблемой. Замок был самый обычный, без секретов и не заговорённый магией. Отколов от ворота булавку я с полминуты ковырялся в замке, пока не услышал тихий щелчок. Готово! Приподняв крышку, заглянул внутрь. Шкатулку, которую в подробностях описал мне дэй Роджер, невозможно было не заметить. Коробочка из светлого дерева, размерами с толстую книгу, украшенная резьбой, тоже была заперта, и в этот раз преграда была куда серьёзнее: по форме отверстия для ключа было понятно, что булавкой тут не обойтись, но что ещё хуже — я чувствовал магическую защиту. На всякий случай просмотрел лежавшие тут же, в бюро, бумаги. Писем Лён–Леррона среди них не было. Значит, они всё же внутри.
Минуту или две я буровил ларчик взглядом, но, увы, взгляд мой никакой волшебной силой не обладал. Оставался только один выход. Закрыв бюро и приведя в порядок замок, чтоб хозяйка не сразу догадалась, что у неё побывали гости, я упрятал шкатулку под куртку. Отвезу её Эвану, он откроет. А письма там — хвост готов заложить.
Покидать дом тем же путём, что я попал в него, было небезопасно. Фейерверк, судя по тишине в саду, уже закончился, и слуги должны были вернуться. Проще всего было выбраться через окно. Но окна спальни Виктории для этого не подходили: прямо под ними была разбита клумба с фиалками, хорошо просматривающаяся с крыльца чёрного хода даже ночью. К тому же вдовушка наверняка вспомнила бы, что оставляла окна запертыми, а мне не хотелось бы, чтоб она обнаружила пропажу сразу же по возвращении. Поэтому я решил пройти в одну из соседних комнат, возможно, в жилище целительницы: вечно витающая в облаках Сана точно не всполошится, даже если я оставлю окно за собой распахнутым настежь.
Прислушавшись и убедившись, что за дверью никого, я вышел в коридор. Прошёл несколько шагов и остановился у покоев юной лекарки. Пожалуй, выйду отсюда. Заодно посмотрю, как живёт девушка. Мне всё же было стыдно перед ней за обман, и какие бы оправдания я себе не находил, не мог отделаться от ощущения, что поступаю подло. Но чем, кроме баночки орехового масла, можно было бы искупить эту подлость, так и не придумал.
Уже взявшись за дверную ручку, я смутно ощутил, что что‑то не так, но что именно понял, уже войдя в комнату: Сана–Милисента на торжество в ратушу не поехала. Она сидела на разобранной кровати и в тусклом свете одинокой тоненькой свечки листала книгу. Я был так удивлён, что упустил шанс на спасительное бегство. Девушка увидела меня, и мало того — узнала.
