Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Я вам сейчас покажу ещё один дом. Он тут рядом. С ним всё в порядке. Идеально выглядит. Потом пройдем по пути в гостиницу мимо Дома правительства и Центрального комитета партии Казахской республики. В этом здании работает сам Кунаев. Ну, кстати, домов таких размеров в республике нашей больше нет. Интересно?
После жуткого чувства, оставшегося от десятиминутной пробежки по ободранному краеведческому музею, засевшему в храме Божьем, нам было интересно всё, что на бывший храм не похоже. И мы поплелись мимо ободранных стен огромного здания через маленький парк, который вырастили на старом церковном кладбище, ещё к одному уникальному дому из дерева.
– Другие шедевры наших лучших архитекторов из камня, из кирпича выложены. Того же Зенкова, к примеру. Красивые – не передать. Но все их мы не успеем даже мельком посмотреть, – Николай Яковлевич с сожалением цокнул языком.– Времени у нас просто нет, считай. Но соревнования-то не последние. Потом и досмотрим, что сегодня не успели.
Мы вышли из частокола заслоняющих вид вперед сосенок молодых и обомлели. Слева направо, или наоборот, раскинулся метров на пятьдесят деревянный чудо теремок. На нем обычного бревенчатого пространства было немного. Так казалось. Потому, что башенки над крышей, фронтон, окна, лестницы и перила, наличники – все было вырезано из дерева неповторимыми вензелями и орнаментами. Дом тот, серьёзно, не был похож на дом. Это было какое-то сказочное наваждение. Но его никто не охранял и мы всё, до чего дотянулись, потрогали, забрали ладонями в себя на память тепло старины и дыхание всё ещё живого дерева.
– Что это за чудо?– спросила почему-то шепотом девочка из команды, которая будто окаменела, вытаращив глаза и стоя по стойке смирно.
– Это тоже творение великого архитектора Зенкова. С 1908 года здесь работало верненское офицерское собрание, а сейчас тут Дом офицеров.
– А Вы откуда знаете это всё? – дернул я за рукав тренера. – Вы ж тренер, а не экскурсовод. Вам надо в Алма-Ату переезжать и экскурсии проводить. С такими знаниями вас на части рвать будут!
– Мне и в Кустанае хорошо, – засмеялся тренер. – А сюда я езжу в год раз по пять. И от центрального музея всегда было много разных экскурсий. А я большой любитель новое узнавать. Особенно о своей стране. Как только свободное время, я бегу на экскурсию. За день на автобусе экскурсионном всё не успевали объехать, столько тут интересного из прошлого нашего. Ну, теперь вот и сам кое-что знаю.
Все почему-то тренеру стали аплодировать. Он засмущался как мальчик и быстренько скомандовал: – Всё! Время летит. Пошли последний на сегодня объект смотреть, да на ужин пора.
При слове ужин все встрепенулись, собрали силы и толпой двинулись вверх. На тот самый верхний верх, выше которого расположились и управляли судьбами нашими Центральный комитет партии, правительство и сам товарищ Кунаев, народный любимец и уважаемый во всём СССР человек и правитель.
Через причёсанный, постриженный и облагороженный гладиолусами, каннами и розами всех оттенков сквер, состоящий из асфальтовых дорожек, огромного количества кустов сирени, боярышника, белой акции и живой изгороди из бирючины, которая не пускала увлекающихся граждан на клумбы и лужайки, мы выбрались к стене слишком уж большого здания. Голову надо было поднять до хруста в шее, чтобы увидеть крышу. Поразило количество огромных окон на четырех этажах. Мы стояли перед стеной минут десять, и я успел насчитать только сто семь. Но это были не все окна. Налево глянешь – угол дома почти не виден, а посмотришь направо – совсем близко конец здания. Метров пятьдесят, может. Места перед домом мало. Одна узкая дорога для машин почти у самого фундамента. Узенькая тропинка грунтовая для редких пешеходов. Стена сделана то ли из почти драгоценного камня, то ли из такого заменителя, похожего на однотонный агат без разводов. Я на кустанайских карьерах, где железную руду добывали, насобирал в отвалах столько драгоценных и почти драгоценных камней, что если бы моё увлечение детское не скрывал ото всех, кроме трёх дорогих и верных друзей, то меня давно бы ограбили и на всякий случай прикончили.
– Вот это и есть Центральный комитет? – удивился я вслух. Потому как мрачноватым мне показался фасад с глубоко утопленными в него дубовыми рамами окон. Единственный вход внутрь с колоннами перед дверьми. А двери высоченные и тоже дубовые, к ним надо было добираться по двадцати ступенькам из серого мрамора.
– Тут Верховный совет. Это тыльная часть Дома правительства, – Николай Яковлевич повернулся направо. Все сделали то же самое. – А нам туда надо. С той стороны вход в Совет министров. Но нам он тоже ни к чему. Мы там в скверике погуляем возле очень красивых фонтанов. Освежимся слегка под брызгами, потом обогнем дом в левую сторону и попадём на главную площадь столицы. Там парады проходят на Первомай и седьмого ноября. А на другой стороне площади – огромный сквер. Цветов море. Люди гуляют – отдыхают. А перед сквером стоит самый большой в стране памятник Ленину. Больше, чем в Москве!
– Да ну! – не поверили все хором.
– Ну, может, конечно, и не больше. Но вот в нашей республике таких больших точно нет.
От фонтанов уходить не хотелось. Их было три, по моему. Или два. Сейчас точно не вспомню. Бордюры фонтанов – из гранита красного. Пять струй били метров на десять вверх. Там зависали и рассыпались брызгами на несколько десятков детей в трусиках, скачущих по гранитному кругу, прыгающих в воде, которой им было по пояс. Шум с визгом стоял такой, что только звуконепроницаемые двухслойные стекла позволяли правительству делать важную государственную работу. Над фонтаном, у которого мы ловили россыпь мельчайших брызг, висела радуга. Дети с бордюра подпрыгивали и тыкали в неё пальцем, плескали водой из гранитной чащи и старались либо сбить её на воду, либо подкинуть водой ещё
