Дом на краю - Женя Онегина
– Отпусти! Больно же! – пробурчал обиженно парень и под пристальным взглядом Насти потупился. – Мы поругались. Она ушла. И все!
– Ты накричал на девушку? На свою девушку? Которою из тех, кого я выставляла из дома каждую неделю?
– Наасть, – протянул Митя, потирая покрасневшее ухо. – Соня – это другое!
Кирилл больше не мог сдерживать рвущийся наружу хохот. До сих пор он стоял у двери, и, не скрывая любопытства, наблюдал за перепалкой. Он смеялся до слез. До хрипоты. До боли в груди. Соня – это другое. Это длинные ноги, аппетитная попа и куча тараканов в фиолетовой голове. И где теперь ее искать? Он вспомнил громилу, что вжимал девчонку в грязную стену в Брно. Вспомнил узкие затхлые улочки Венеции, в которых не разойтись вдвоем, а солнечный свет никогда не достигает брусчатки. И темно-зеленую мутную воду каналов тоже вспомнил. И замолчал. Резко. Словно захлебнулся собственным смехом. Потому что Кириллу стало страшно. По-настоящему. Кажется, впервые в жизни.
– А вещи ее здесь? – спросил он у брата.
– Рюкзак она забрала.
– Телефон?
– Отключен.
– Митя, что ты ей сказал? Что Соня сорвалась и ушла с вещами, хлопнув дверью.
Брат смущенно отвел глаза.
– Митя!
Но мелкий молчал. На его острых скулах гуляли желваки, и Кирилл заметил, что брат изо всех сил сжимает кулаки. Впервые в жизни он увидел в нем не надоедливого нашкодившего мальчишку, а взрослого человека. Мужчину, способного отвечать за свои поступки.
– Куда она могла пойти? – мягко спросила Настя. – Митяй, вспоминай. Мечты. Разговоры. Планы на будущее. Все-все! Базилика, например?
– Колокольня? – предположил Кир.
– Могила Бродского, – буркнул Митька.
– Митя, мы серьезно! – возмутилась Настя.
– И он серьезно, – сказал Кирилл, – просто ты не знаешь Соню.
– Кладбище! Ну конечно! Куда еще податься молодой девушке в Венеции? – удивилась Настя.
– Она уже давно покинула город, неужели ты не понимаешь, Кир? – обиженно воскликнул Митяй. – Она и с нами поехала за компанию. Автостопом!
Настя подхватила насупившуюся Нику на руки, посмотрела на мужа строго и попросила:
– Кирюш, спуститесь вниз, пожалуйста. Спросите у администратора. Может быть, Соня оставила записку. Или спрашивала расписание междугородних автобусов.
Кир кивнул, соглашаясь.
На улице жарило солнце. Несмотря на то, что до полудня оставалось еще пара часов, город уже успел прогреться и теперь напоминал раскаленную сковородку. Было воскресенье. Уикенд подходил к концу. Всюду сновали люди, надеясь за оставшиеся до отъезда часы увидеть как можно больше. На деревянном настиле, нависшем над мутной водой канала, было не протолкнуться. Братья подошли к самому краю. Черная гондола скользила мимо них, покачиваясь на суетливых волнах. В ней сидела пара в возрасте: полная женщина в белой накидке и белой же шляпе восторженно смотрела по сторонам, не забывая фотографировать на телефон, и ее спутник – пожилой мужчина с тоскливым взглядом и острой седой бородкой без конца утирал платком пот со лба. Невозмутимый гондольер привычно застыл с поднятым веслом под десятками объективов. Кир попытался представить Соню, плывущую на гондоле под Мостом Вздохов и не смог. Нужно искать в другом месте.
Кирилл покачнул носом горячий воздух и закашлялся.
– Как думаешь? Здесь можно курить? – спросил он у брата.
– Попробуй и узнаешь, – буркнул Митя.
– Тебе нужно остыть и подумать. Она по-прежнему не отвечает на звонки?
Администратор не сообщила им ничего нового. Да, девушка с фиолетовыми волосами вышла в город. Нет, она ничего не просила передать.
– Мне нужно остыть? Это ты во всем виноват! – Митька яростно ткнул его пальцем в грудь.
Кирилл посмотрел на него с удивлением, а брат продолжил совсем тихо:
– Я тоже был вчера на озере. Ника сразу уснула, и я решил прогуляться к воде. Я видел вас с Соней, Кирюх! Видел, как вы обнимались! А стоило тебе найти Настю, как Соня начала истерить!
Кириллу показалось, что он катится вниз, под откос, все больше набирая скорость. На новой безумно дорогой машине, которая внезапно потеряла управление. Или же он уже рухнул в мутные воды города Святого Марка, и его тянет на дно камень, привязанный к ногам. И ему уже не выплыть, потому что солнце все дальше и дальше. А вокруг становится все холоднее и холоднее. А руки связаны за спиной. Кирилл поежился, на всякий случай потирая запястья. Это не могло быть правдой. Нет, нет и нет! Эта вредная девчонка не могла просто взять и сбежать из-за того, что он провел ночь с собственной женой. Так не бывает!
– Митя, я тоже вчера был на озере, – проговорил он медленно. – Между нами ничего не было и быть не могло. Соня – ребенок. Наивный, избалованный ребенок.
На этот раз брат взгляда не отвел. Кирилл, намеренно копируя отца, насмешливо изогнул бровь, и Митька сдался. Его тонко очерченный рот привычно скривился от обиды, пухлая нижняя губа задрожала.
Кириллу стало ужасно стыдно. И обидно за младшего брата одновременно.
Он все-таки прикурил сигарету и спросил:
– Мить, вы давно знакомы?
– А это важно? – парень бросил на него обиженный взгляд.
– Все важно, Дим. Почему она поехала с нами?
– Потому что ей некуда было пойти. Она поругалась с отцом. И я тоже. Поругался.
– С ее отцом? – не понял Кир.
– С нашим, – Митька вздохнул. – Наш выставил нас с дачи посреди ночи, узнав про универ.
– А ее отец?
– Они ругалась по телефону. Очень долго ругалась. А потом у нее приступ случился. Удушья. Короче, так мы и познакомились.
Кир вздрогнул. Приступ! Астма! Вот черт!
– Митька, – он хлопнул брата по плечу. – Кажется, я знаю, где она может быть. «Сад расходящихся тропок»!
– Что? – не понял Митя.
– Борхес, балда! Она в лабиринте Борхеса.
Остров Сан-Джорджо Маджоре. Пять минут на втором вапоретто от площади Святого Марка. Теперь, когда он произнес это вслух, Кирилл был абсолютно уверен, что Соня там. Митька хотел пойти с ним, и в какой-то момент Кир был готов малодушно согласиться. Схватить брата за руку, притащить к девушке и предупредить, чтобы никогда больше не смели вмешиваться в его жизнь. Потом… Потом он вспомнил, как утром обнимал теплую спящую Настю. Как целовал ее тонкие ключицы и податливые губы. Как ловил ее тихие стоны… Вспомнил нереально синие глаза его случайной попутчицы, полные молчаливой мольбы. Там, на озере. И внезапно повзрослевшего сурового Митю, со всей силы сжимающего кулаки. И тогда Кирилл понял, что не может просто так взять и уйти. Он сам заварил эту кашу.
Пять минут на втором вапоретто… Равномерный гул водного трамвайчика притуплял внимание. Нестерпимый июльский зной сводил с ума.
