Тайна Мёртвого Озера - Ирина Югансон
– А я? Я чуть не умерла со страху! Если бы не дядя Юстас!..
– Знаешь, папа, ты у нас настоящий герой!
– Ладно вам, нашли героя. Я сам перепугался не меньше вашего.
– Это ещё что! Однажды в грозу молния в сосну попала – здесь неподалёку, на холме, так сосна факелом вспыхнула – поутру только чёрные головешки остались. И ливень не помог. А то в двух шагах от амбара в землю ухнула, ещё чуток и разгребали бы мы угольки.
– Ты, Густав, мне детей не пугай. Нечего. Этой мельнице никакие молнии не страшны.
– Видно чёрт порушил плотину в поднебесье – куда такая прорва? – льёт да льёт! Один ливень кончился, другой зарядил. Вот, верьте слову, – денёчка два-три такого дождика, и развезёт дороги – ни проехать ни пойти. Ни обоза тебе из города, ни телеги из деревни – тишь да благодать.
– Оно б неплохо отдохнуть недельку, – вздохнул Большой Клаус, самый молодой из подмастерьев.
– Обрадовался! – окоротил его рассудительный Гюннар. – А не приведи Господь, вода снесёт запруду? Только-только ведь починили, двух месяцев не прошло. Забыл? Всю плотину по камешку собирать пришлось, створки заново тесать, стену по-новой возводить. Вспомнишь, аж холодом обдаёт!
– Не накаркай!
– Э-э, друзья, разговор-то мимо нас проскакивает. Ну-ка, давайте, выкладывайте, что у вас тут стряслось?
– Что стряслось? – переспросил Густав. – А шут его знает, что стряслось! Тебе объяснять не надо, сам знаешь, строилось здесь всё основательно, на века – дуб морёный, булыжники неподъёмные – да пусть хоть сорок дней хлобыщет ливень – устоит плотина.
– Да не туда ты разговор уводишь! – перебил хозяина Маленький Клаус. – Вот ты, Юстас, мужик трезвый, толковый, книги разные читал, – ответь – есть на самом деле колдуны, или так только – сказки рассказывать да детишек пугать?
– Ты с самого начала ему расскажи! – похоже, здешние подмастерья были с хозяином на равных.
– Если с самого начала, то про капурёх рассказать надо. – Ни с того ни с сего, налетело этих тварей видимо-невидимо. – Носятся над мельницей, в самые уши лезут, будто рассказать о чём хотят, пищат противными голосами. Ну, думаем, не к добру.
И точно – не к добру, в разгар работы стало вдруг большое мельничное колесо – не сломалось, не заело, просто стало, без всякой причины. Как в землю вросло. Выходим – батюшки! – Никто сроду такого не видывал – вода над каскадом на лету замёрзла, будто в стекло обратилась, языком ледяным над камнями нависла. А на самом большом камне человек стоит нездешний, незнакомый – сам высокий, тощий, в чёрном длинном, до пят, плаще, с чёрным капюшоном до бровей надвинутым. Стоит, и руками вот так делает, а под его руками вода в запруде словно суп в котле кипеть начинает. – Мы, вроде взрослые мужики, силой Бог не обидел, но перепугались так, рассказать совестно! Только Маленький Клаус смелым оказался, кинулся к незваному пришельцу: – "Эй, ты что это на нашей мельнице хозяйничаешь!" – А тот усмехнулся криво – уж как мы эту усмешку под капюшоном разглядели? – из-под бровей как зыркнет, и ноги у нас намертво к земле приросли. Потом рукой как взмахнёт, злым голосом что-то как гаркнет – и всю воду из запруды аж в небо взметнуло, створки плотины в мелкие щепы изломало, камни из земли напрочь повывернуло, – а колдун исчез, словно не было. Чудо ещё, колесо цело осталось.
– Да, нехорошие дела стали твориться. Про южные-то земли много чего рассказывали, мы, дураки, не верили. А вот теперь что-то непонятное и у нас начинается.
– А скажите, – не смог удержаться Андерс,– не водилось ли прежде в вашей запруде рыбок таких маленьких, узеньких, что ночами в воде светятся?
– Как же не водиться, зря что-ли народ о нашей мельнице сказки рассказывает? Ещё как водились! На плотвичек похожи, только поменьше. У них ещё плавничок будто пёрышко золотое на спинке трепещет. Такие они по ночам в ручье хороводы водили – залюбуешься, про всякий сон забудешь. Только после того колдуна распроклятого ни рыбёшки не осталось Да что рыбёшки, – лягушки горластые, и те поначалу повымерли. Потом, правда, объявились. Если здесь на денёк-другой останетесь, услышите, какие они песни распевают. Громче наших лягушек ни в одном пруду не найти.
О, а дождь то, глядите, кончается. Славненько. Я, грешным делом, боялся, опять на неделю зарядил. Вон и луна выглянула. Если завтра дорога подсохнет, дела пойдут. Хорошо пойдут дела, потому как без хлебушка никто не живёт. Через денёк-другой должен обоз дворцовый прийти – за мукой для королевской пекарни. А не успеешь это зерно смолоть, глядишь, и другие о нас вспомнят – закрутится колесо – только сам успевай поворачиваться.
Ливень и в самом деле сначала превратился в редкий беззлобный дождик, а там и вовсе иссяк. Где-то у самого горизонта слабо рокотал далёкий гром да посверкивали зарницы, а здесь над головой распахнулось во всю ширь ночное небо. Из-за тяжёлых тополиных крон выплыла огромная луна и наполнила всё вокруг колдовским нездешним сиянием. Запруда, и ручей, и мельница, и громада водяного колеса – всё казалось исполнено какой-то тайны.
Глухо застонала ночная птица и беззвучная серая тень перечеркнула окно. Что-то заскрипело, что-то всхлипнуло…
Разве могли ребята усидеть под крышей, когда тайна звала их, притягивала словно магнит?
Никто не стал их отговаривать, загонять в постель. Мельник усмехнулся в усы и достал с полки огромный стеклянный фонарь, похожий на скворечник, только велел держаться с огнём подальше от амбара.
За порогом вода оказалась повсюду – она чавкала на глинистой тропке под башмаками, стекала холодными струйками с ветвей за шиворот, под ногами хрустели обломанные бурей ветки. Старое узловатое грушевое дерево лежало поперёк тропы, вывороченное с корнем. Пришлось перелезать через него, передавая друг-другу фонарь.
Пока добрались до запруды, вымокли насквозь. По тихой глади разлилась дрожащая лунная дорожка. Теперь рядом с ней заплясало жёлтое пятно фонаря.
Долго вглядывались ребята в тёмную глубину, но ничего, кроме ивовых листьев, сорванных ветром, в воде увидеть не смогли. Ни единый всплеск не нарушил покоя, ни одна рыбёшка не мелькнула – да что там, даже клопика водяного или водомерки не было видно. Хотя, может, они просто спят? На миг всем вспомнилось то, мёртвое озеро, и холодок страха пробежал по спине – вся эта лунная красота увиделась такой уязвимой и зыбкой. Неужели и сюда протянулась цепкая рука Нихеля?
Но тут где-то близко, вначале тихо и нерешительно, а потом громко и призывно заквакала
невидимая лягушка. Ей ответила другая. И вдруг грянул такой оглушительный лягушачий хор, что ребята поняли – мельник прав, утверждая, что нет нигде лягушек голосистее,
