Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса

– Вот, Шпеер, еще одно направление войны. И я не знаю, что сейчас важнее – Восточный фронт или эта маленькая экспедиция в Африку…

Сказав это, Гитлер встал из-за стола и прошелся взад-вперед, заложив руки за спину.

– Я правильно отругал Зиверса, не так ли? – спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: – Они слишком много внимания уделяют бутафории, ненужной бутафории, в то время как рейху надобны маленькие, но нужные и конкретные дела. Вы, конечно, не в курсе событий, и весь разговор для вас был странным спектаклем, но я хочу спросить вас как вы думаете, Шпеер, они верят в то, что делают?

– Трудно сказать. Зиверс, по крайней мере, чересчур циник, чтобы верить во что-то. А вот бригаденфюрер, кажется, верит.

– А я? Я – верю?

– Вы, мой фюрер? – вопрос поставил Шпеера в тупик.

– То-то и оно, Шпеер. То-то и оно. Но пусть все идет так, как идет, мой дорогой Шпеер.

16

Каждый выжидает, выжидайте и вы, а потом вы узнаете, кто обладатель ровного пути и кто шел по прямой дороге!

Звезды дрожат. Звездам холодно там, в темноте. Звезды далеко, и поэтому тепло костра до них не достает. И даже жар пустыни, остывающей после раскаленного дня, не в силах справиться с холодом, который испытывают маленькие светящиеся точки во мраке.

Вокруг костра сидят четверо, и ночной ветер осторожно гладит языки огня, где-то в темноте вода ведет разговор с дном ручья. Четверо собрались в одном месте.

Оазис Фарх. Где-то на полпути между Суртом и Мисуратой. Песок вокруг. Повсюду, куда достигает глаз, до самого горизонта и дальше. На всем пути из Сурта – любой караванщик вам скажет – нет ни одного места, где можно остановиться. Нет ни одной зеленой точки. Только пески. До горизонта и дальше.

Так вам скажет караванщик. И будет прав. Прав для всех трехсот с небольшим дней в году. Кроме этого дня. Точнее ночи.

Однако окажись волей Аллаха где-нибудь в этих краях караван, и обрати его караванщик свой взор в сторону этого костра… То бежал бы он прочь, несмотря на ночь и на опасность заблудиться… Бежал со всеми людьми, со всеми верблюдами, со всем своим скарбом. Без оглядки, до тех пор, пока не пропал бы из глаз проклятый огонек в ночи.

И был бы прав. Потому что каждый в этой пустыне знает, что на одну ночь в году появляется где-то в песках оазис Фарх. Где возле костра сидят шайтаны, числом пять, и едят. Кого? Ну, путников едят… Вместе с верблюдами, попутчиками и скарбом.

Страшно оказаться ночью возле оазиса, которого нет.

Но интересно.

Потому что вода. Огонь. Песок. И ночной ветер. Говорят о чем-то…

– Сколько мы будем ждать? – спросил Имран. Не зло, а так, чтобы знать.

– Я не знаю, – ответил Саммад, хотя вопрос не относился к нему лично.

– И никто не знает, – в тон ему отозвался Мухаммад.

Если посмотреть на них искоса, не вглядываясь в лица, не ища недостатки, они чем-то похожи. Точно так же, как похожи, при внешнем различии, Имран и Ибрахим.

– Нас осталось четверо, – наполовину спросил, наполовину подвел итог Имран.

– Кто знает?.. – сказал Мухаммад.

– Никто не знает, – в тон ему отозвался Саммад.

Ибрахим досадливо поморщился и, поднявшись на ноги, ушел куда-то в темноту. К журчащему во мраке ручью.

– Я правильно понимаю, что никто не нашел его? – спросил Саммад.

– Если его не нашел ты, значит, не нашел никто, – ответил из темноты Ибрахим. – Подождем еще… День.

Саммад пожал плечами и подкинул в огонь еще веток.

Вдалеке таял топот ног.

Маленький торговый отряд, состоящий из трех верблюдов, нагруженных до предела, и погонщиков к ним, бежал прочь. Быстро бежал.

17

Не придавай мне в сотоварищи никого, кроме тех людей

Солдаты вели себя правильно, как и положено истинным солдатам: спали в тени облупившейся стены, рядом с грузовиками. При виде офицеров они оживились, но не слишком: растолкали какого-то соню, стати подниматься. Шестнадцать человек вместе с унтером – Фрисснер незаметно ухмыльнулся разумной скаредности полковника. Правильно, посылай тут со всяким встречным-поперечным кучу народу, когда самим нужно…

– Бандиты, не так ли? – с улыбкой покосился на Фрисснера полковник. Фрисснер пожал плечами. – Не беспокойтесь, это – лучшие. Рекомендую: унтер-офицер Обст, кавалер двух Железных крестов, с первого дня в Корпусе…

Обст оказался коренастым мужичком лет, сорока с внешностью крестьянина. Крупная голова, мясистый нос, бесцветные глаза с такими же бесцветными ресницами. Унтер Фрисснеру понравился, такие сельские мужички обычно надежны в бою. Да и остальные солдаты с виду были ничего самому молодому лет двадцать, самый старший – Обст.

– Ваш новый командир, – сказал полковник, широким жестом правой руки указывая на Фрисснера. – Капитан Артур Фрисснер. Надеюсь, вы не посрамите Корпус под его командованием.

– Буду краток. – Фрисснер сделал шаг вперед. Солдаты, все шестнадцать человек, внимательно смотрели на него, прекрасно понимая, что их жизнь в ближайшие недели или даже месяцы будет зависеть прежде всего от этого незнакомого капитана. – Отправляемся завтра утром, пока можете отдыхать Унтер-офицер, к вам небольшое поручение. Напишите о каждом солдате пару строк, как зовут, что умеет, откуда родом… Кратко, самое главное.

– Хорошо, господин капитан. Солдаты, переговариваясь, стали устраиваться на насиженном месте. Обст поспешил к канцелярии.

– Среди них есть водители? – спросил Фрисснер полковника.

– Конечно. Водители, пулеметчики, радист…

– Рация нам не нужна.

– Вы уверены?

– Уверен.

– Ваша воля, капитан. Я хотел бы… – полковник помолчал, потом заговорил снова – Я хотел бы, чтобы эти люди вернулись назад. Понимаю, на войне это глупый разговор, но…

– Я постараюсь, господин полковник.

Они осмотрели машины, причем Фрисснер с удовлетворением заметил установленные на грузовичках станковые пулеметы МГ, которых вчера не было.

– Все собрано. Могли бы выехать и сегодня, – заметил полковник.

– Завтра, завтра… – рассеянно сказал Фрисснер.

– И еще, возьмите «стэны», десяток «стэнов». Британские тарахтелки гораздо лучше работают в условиях пустыни, нежели наши МП. Может быть, это непатриотично, но я не хотел бы, чтобы автоматы отказали в самый неподходящий момент…

– Спасибо, полковник.

– Такое впечатление, что вам очень не хочется ехать, – признался Боленберг. – У вас просто на лице написано, капитан. Поэтому я и сказал о людях Обета…

– Я думаю, все будет нормально, господин полковник. Не опаснее, чем на передовой, во всяком случае.