Валерий Мигицко - Военные приключения. Выпуск 6

Что с того, что стремительные перемещения из одной географической точки в другую стали в наши дни явлением обычным? Мысль, которую поэты наделяют свойствами молнии, расставшись с прошлым, плетется со скоростью парового катка. В этом смысле ничего не изменилось со времен египетских фараонов. К черту несуразные разговоры о какой-то сомнительной способности человеческой натуры раздваиваться, растраиваться и даже расчетверяться! О чем бы я ни думал, чем бы ни занимался в эти дни, мыслями я — в маленькой районной больнице, где до сих пор не пришла в сознание девушка с обликом феи.

Звонит телефон. Дотягиваюсь до трубки и узнаю воркующий голосок некой Люсеньки, милой, коротко стриженной птички, гнездящейся в районе Варшавского шоссе. Неудачное замужество птички освободило ее от иллюзий, что само по себе послужило надежной основой наших отношений. Они приятны, незамысловаты и, самое главное, — свободны от взаимных обязательств. Говорить мне почти не приходится, эту часть дела Люсенька берет на себя. Выслушиваю восторженный экспромт по поводу моего возвращения. Потом меня уведомляют о каких-то премьерах и о намечающемся сборище старых друзей в новом «Национале», в котором мы, конечно же…

Не смогу… Нет, не занят. Просто не хочется… Завтра тоже… Приходить не надо. Послушай, Люсенька, будет лучше, если ты вообще перестанешь звонить.

Воспользовавшись паузой на другом конце провода, кладу трубку на рычаг. Я убежден, что птичка не воспримет мои слова, как руководство к действию. Во всяком случае, повторный звонок последует не раньше, чем завтра, что весьма кстати, ибо мне очень нужен сегодняшний вечер.

…Это началось две недели назад, когда в одно из районных отделений милиции города Москвы пришел гражданин Никитин. Существо сделанного им заявления заставило работников райотдела связаться с вышестоящими милицейскими инстанциями, а тех, в свою очередь, немедленно обратиться в наше ведомство. Речь шла не больше не меньше, как о возможности прямого выхода на тщательно законспирированную группу валютчиков, которых уже много месяцев безуспешно искали сотрудники отдела полковника Белопольского.

Водитель спецавтобазы дальних перевозок Олег Михайлович Никитин очередной свой отпуск планирует провести в автомобильном путешествии по Черноморскому побережью Кавказа. За день до отъезда его «Ниву» (государственный номер 21-12 МОС) в районе Курского вокзала «бодает» автобус. Повреждения легко устранимы: погнут бампер и слегка — левое заднее крыло. Откладывать поездку из-за таких пустяков Никитин не намерен. В гараже спецавтобазы знакомые слесари берутся привести «Ниву» в порядок. Когда бампер снимают, между двумя его стояками находят контейнер. Слесари — народ опытный, умелый, а естественное в таких случаях любопытство придает их действиям поистине виртуозный характер. Они вскрывают контейнер и обнаруживают внутри золотые монеты царской чеканки, изделия из драгоценных металлов и бриллианты. То, что юриспруденция определяет кратким словом «валюта». Днем позже эксперты оценивают стоимость найденных предметов внушительной суммой со многими нулями.

Оснований сомневаться в показаниях Никитина нет. Факт дорожного происшествия с «Нивой» зафиксирован в ГАИ. Возникает предположение, что машину намеревались использовать, как своеобразный почтовый ящик. Сотрудники Белопольского оперативно проверяют всех, кому было известно о поездке. Безрезультатно. И тогда на побережье под именем Никитина отправляется капитан Лукшин, то есть я.

Наша короткая подготовка к этому достаточно опасному делу с далеко не очевидным исходом базировалась на допущении, что те, кому предназначалась эта «посылка», в лицо Никитина не знают; в противном случае операция вообще теряла смысл. За рулем поэтому сидел на дубликат владельца, а некий абстрактный путешественник, который достигнув определенного района, едет, куда хочет, останавливается, где вздумается, сводит знакомство с каждым, кто ему приглянулся, и вообще весело проводит время. Целенаправленно искать таинственного адресата резона не было. В свой черед он сам найдет красную «Ниву».

Сумерки за окном сгущаются, темнота в комнате становится зловещей. Протягиваю руку и включаю торшер. В очерченный желтоватым светом круг попадают телефон и залежи периодических изданий на полу. Из полумрака на меня участливо таращатся телевизор и книжный шкаф. У меня к самому себе накопилось много вопросов, и я до глубокой ночи не покидаю кресла, пытаясь ответить хотя бы на некоторые из них. Завтра на них наверняка придется отвечать полковнику.

Раскусили ли пассажиры серой «Волги» нашу игру, и куда девался второй? В какой степени причастны к случившемуся мои новые знакомые, такие, как Гоголадзе или случайные встречные, вроде верзилы в ресторане? И наконец, самое главное: какую роль в этом играет Ольга? Мой интерес к девушке выходит за рамки чисто служебного. Но в этом я не хочу признаваться даже себе.

Мне назначено к десяти. Без одной минуты десять вхожу в приемную и здороваюсь с секретаршей. Бесстрастная, неопределенного возраста дама нажимает кнопку селектора и докладывает о моем прибытии.

— Пусть подождет, — отвечает знакомый баритон, почти не искаженный техническим устройством.

Судя по всему, это надолго.

— Садитесь, — бесцветным голосом советует секретарша.

Минуту-другую торчу у окна, обозревая до мельчайших подробностей знакомый вид на площадь, на универмаг «Детский мир» и на памятник основателю нашего дела. Потом сажусь на один из стоящих вдоль стены стульев, ощутив под собой поскрипывание старого ветерана. Сколько разных историй мог бы поведать этот стул, если бы умел говорить? Осознав, в сколь заслуженном обществе нахожусь, я отвлекаюсь и успокаиваюсь. Причина отсрочки нашего разговора, конечно не во мне. Скорее всего, это — какая-нибудь не запланированная заранее встреча, телефонный звонок или дело, более важное, чем мое.

Минут через двадцать меня приглашают войти. Открываю знакомую дверь и проникаю в знакомый кабинет. Шеф сдержанно приветлив, но это еще ни о чем ни говорит. По нему не определишь, в каком он настроении. Мне, во всяком случае, не удавалось ни разу.

Опускаюсь в кресло и в течение нескольких секунд подвергаюсь пристальному рассматриванию. В свою очередь, и я отваживаюсь взглянуть на начальство. Мы оба почти не изменились со времени нашей последней встречи. Я малость подзагорел, он малость осунулся, и только. Разные следствия разных причин. А может, одной и той же?

Глубоко ошибаются те, кто считает нашу профессию привилегией людей какого-то особого сорта. Мы — такие же, как все, и в этом наша сила. Встретишь моего шефа где-нибудь в булочной, задашься целью определить, чем занимается этот мешковатый, рано поседевший человек» переберешь тысячу вариантов, но ни за что не докопаешься до истины. Впрочем, насколько я знаю, его самого мало занимают обстоятельства, которыми он мог бы гордиться.