Том Шервуд - АДОНИЯ
Новую воспитанницу, темноглазую Фиону, к метрессе Бригитте привезли за день до появления в пансионе патера Люпуса.
Так же, как и пять лет назад, распахнув дверь с округлым верхом, сестра Ксаверия прокричала:
— Новенькая!
И тотчас в коридор выбежали две служки, и с ними — взволнованная Адония.
— Доброе утро, моя прелесть! — звонко выкрикнула она, порывисто обнимая покрасневшую, смущённую девочку лет десяти-одиннадцати. — Я — Адония, а тебя как зовут?
Служка с бородавкой над бровью раздражённо отпихнула её, но Адония, не обратив на это никакого внимания, изогнулась, как змейка, шмыгнула — и снова приблизилась к незнакомке. Приблизилась, схватила за руку, уставила в покрасневшее личико ждущий ответа взгляд.
— Фиона, — едва слышно проговорила девочка.
— Тут вот как, Фиона, — заторопилась Адония. — Вот это — сестра Александрина, она добрая и с ней можно поговорить. Вот это — сестра Ксаверия, она всегда злая и никого не любит…
Сестра Ксаверия в ответ на это, размахнувшись, продемонстрировала готовность отвесить Адонии подзатыльник, но на действие не решилась, а лишь прошипела: — Жди розги сегодня! — на что Адония, увлекая за собой Фиону, лишь досадливо обронила: — Вот, убедилась?
Александрина, оставив новенькую на попечение Адонии, отправилась приготовить мыльню. Вторая послушница, подхватив сундучок, с которым прибыла Фиона, куда-то его унесла. Ксаверия, бормоча ругательства, заковыляла к донне Бригитте — жаловаться.
Адония, приведя новую подружку в большую общую спальню, усадила её на свою постель и деловито спросила:
— Ну, как доехала?
Фиона с едва заметным кивком ответила:
— Хорошо, — и, в свою очередь, спросила: — Здесь волосы всем отрезают?
— Нет, не всем, — сказала Адония, проводя ладошкой по своей коротко остриженной голове. — Считается, кто из девочек хорошо запоминает науки и прилично себя ведёт — те могут иметь длинные волосы. Остальные — нет. Но это враки. На самом деле длинные волосы у тех, кто угождает донне Бригитте. А если ты ей не понравилась — будь хоть самой лучшей — раз в три недели тебя будут стричь.
— Мне будет жалко мои волосы, — прошептала Фиона, выпуская из-под чепца густые и длинные, до пояса, чёрные пряди.
Глаза её наполнились слезами.
— Тогда вот как, — торопливо заговорила Адония. — Обязательно говори донне Бригитте «госпожа». «Да, госпожа; нет, госпожа». Она это обожает. Никогда не смотри на неё и никогда ни о чём не спрашивай. Лучше у меня спроси или у сестры Александрины. И всё будет хорошо!
Пролетели десять минут. Когда Александрина, разыскивая новую воспитанницу, заглянула в спальню, Фиона, часто моргая, растерянно смотрела на Адонию, а та, встав перед ней и уперев ручонки в бока, гневно выговаривала:
— И ты не сказала?! У тебя в сундуке столько сладкого — и ты не сказала! Да ты знаешь, что за сладкое можно кое у кого здесь выменять даже зеркальце! Или даже круглое цветное стекло!
Она, оглянувшись, увидела Александрину и, бросившись к ней, что-то быстро сказала. Девушка, неуверенно улыбнувшись, кивнула.
— Да! — проговорила ей, уже уходящей, вслед, Адония. — И Бородавочница сейчас у Бригитты, и сундучок у Фионы не заперт!
Вернувшись к подружке, она таинственно сообщила:
— Теперь ещё пять минут подождать — и будет всё хорошо!
Но это хорошее, по её обещанию воплотившись, принесло с собой много плохого.
Алая лента
Вошла, часто дыша, раскрасневшаяся Александрина. В руках у неё белели какие-то свёртки. Адония, вскочив, быстро и радостно разложила их на кровати.
— Поскорее, — попросила их Александрина, — мыльня уже готова, да и урок сейчас закончится, и все воспитанницы вернутся!
— Все на уроке? — удивлённо поинтересовалась Фиона. — А ты что же?
— Я латынь знаю так же хорошо, как и сестра Люция, — махнула рукой Адония. — Она меня отправляет гулять, потому что я её иногда поправляю. Ты иди, тебя сейчас помоют, переоденут и поведут к донне Бригитте, а я пока твои сладости спрячу.
Через два часа Фиона, в платье из серой, напоминающей мешковину ткани, с сияющим, ясным лицом вошла в спальную залу. Метресса не распорядилась остричь её длинные волосы. Девочка была счастлива.
Спальная зала тихо гудела от многочисленных, но приглушённых до полушёпота голосов: в пансионе громко разговаривать не позволялось. Адония стремительно пронеслась сквозь расступающиеся перед ней стайки серых воспитанниц, схватила свою новую подружку за руку и, нарушая строгое правило, громко сказала:
— Девочки! Это Фиона.
Она привела новенькую к своей постели и усадила. Воспитанницы потянулись было знакомиться, но Адония их остановила. Она пригласила подойти всего лишь двоих, и остальные, что-то сразу поняв, приближаться не стали.
Какое-то время маленькая компания перешёптывалась, потом Фионе были продемонстрированы два сокровища. Первым оказалась овальная шкатулочка — тоненькая, слишком плоская для шкатулки. Под её откидывающейся на металлической петле крышкой поблёскивало настоящее стеклянное зеркальце. Вторым было медное, размером с ладошку, кольцо, в котором, разделённые на три лепестка сверкающими перегородками из амальгамы, находились три цветных стёклышка. Если поднести к глазу и посмотреть сквозь красное, то весь мир представал как бы объятый пожаром. Сквозь второе, зелёное, всё вокруг виделось лесным, травянистым, весенним. Ну а жёлтое стёклышко заливало и стены, и лица, и платья золотым солнечным светом.
— Могу отдать зеркальце вот за это, это и это, — взволнованно проговорила владелица чудесной шкатулки, указывая на разложенные перед ними свёртки (теперь уже развёрнутые) с принадлежащими Фионе сладостями.
— А я могу отдать цветной круг тоже за всё это и ещё вон за то.
Фиона растерянно посмотрела на Адонию. Что же ей выбрать? Адония сидела, отрешённо, покусывая губы, молчала. Потом, вздохнув, порывисто встала и метнулась в другой конец спальной залы. Там она подсела к кому-то, о чём-то шёпотом заговорила. Но один раз повысила голос:
— Ореста! — прикрикнула она. — Не твоих ушей это дело! Топай отсюда!
— Очень надо! — торопливо отходя, ворчливо отозвалась Ореста, — ширококостная, с конопатым лицом крепышка лет тринадцати (между собой девочки её звали «крестьянкой»).
О чём-то договорившись, Адония, сияя улыбкой, прибежала к компании, сложила все сладости в кучу и унесла назад, в дальний угол залы. Вернувшись, она, извиняясь, чмокнула в щёчки владелиц сокровищ и объявила:
— Всё. Сладкого больше нет. Всё обменено.
