Алексей Леонтьев - Тройной прыжок

Впереди шел состав. Они догоняли его. Там снова вспыхнул прожектор. Он ослепил Олега.

Тогда он включил свой. Теперь он неплохо разбирался в кнопках на щите. Прожектор впереди идущего состава тут же погас. Олег тоже погасил наружный свет.

Все двигатели были выключены. Но по инерции сцепка еще шла вперед. Больше он сделать ничего не мог. Ноги его не слушались.

А надо было еще соскочить с состава. Его беспокоила Люся. Догадается ли она спрыгнуть сейчас, когда тепловозы замедляют ход?

Олег опустился в кресло и на секунду закрыл глаза.

В кабине было тихо. Совсем тихо. Только хлопала незакрытая дверь.

Когда Олег открыл глаза, тепловоз впереди шел совсем близко. Он был другой конструкции, с площадкой перед кабиной.

На площадке стоял человек. Он махал рукой. Не тревожно, скорее приветственно.

Они постепенно сближались. Олег смотрел на человека на площадке. Тот широко улыбался и махал рукой.

Скорость заметно упала. Олег решил не прыгать.

Теперь они шли почти одной скоростью с первым тепловозом, может быть, только чуть быстрее. Их разделяло всего несколько метров. Человек на площадке, склонившись, ждал, когда сцепка подойдет вплотную.

Толчок был не сильным. Лязгнули челюсти автосцепки.

Они оказались в одном составе.

Человек что-то крикнул, обернувшись назад. На этот раз сильно тряхнуло. Передний тепловоз дал задний ход.

Человек соскочил с площадки на землю и побежал к кабине Олега.

Олег распахнул дверь. Человек поднялся, нет, прыгнул в кабину. Он рванул какую-то рукоятку и сграбастал Олега в объятия.

— Бичо! Дорогой!..

От него пахло нефтью и табаком, так же, как от отца Олега.

Олег прижался к его промасленной куртке. Человек что-то громко говорил, мешая русские и грузинские слова, пытался заглянуть ему в лицо, но Олег только плотней прижимался к его куртке.

Сцепка последний раз вздрогнула и остановилась. Олег высвободился из объятий железнодорожника, незаметно вытер глаза и спрыгнул на землю.

От последнего локомотива навстречу бежала Люся.

— Олежка!

Она с разбегу налетела на него, повисла на шее. У него вдруг опять закружилась голова. Люся плакала и смеялась сразу.

— Сумку забыла… — сказал Олег.

Люся засмеялась и вытерла слезы.

Последние километры до станции мы ехали на головном тепловозе. На нем было трое: два машиниста и огромный грузин, оказавшийся каким-то начальником из управления дороги. Нас хлопали по плечам, поздравляли.

Грузина звали Георгий. Я спросил, как его отчество, а он сказал: «Зачем тебе отчество? Зови просто Георгий!»

Мы узнали, что маневровому машинисту на Сортировочной вдруг стало плохо с сердцем. Инфаркт. Он потерял сознание. Падая, случайно ухватился за рукоятку контроллера и перевел состав на самый полный вперед. Толчком его выкинуло из кабины и дальше уже тепловозы шли сами, пока я их не остановил.

Георгий все рассказывал, как испугался, увидев меня на крыше локомотива. Он никак не мог понять, что я хочу делать.

— Ай, молодец! — восклицал он. — Ай, какой молодец, себя не пожалел!

Мне было неловко, но в то же время приятно. Меня еще никогда так не хвалили, Я только боялся увидеть знакомую усмешечку Люси. Она слушала серьезно, но все-таки при ней мне было неудобно.

— А как Петька? — спросил я.

— Какой Петька?

— Щукин… Ну, слесарь, что был со мной. Цел?

— А! Цел твой Петька. Живой, невредимый. Молодец, понимаешь, успел к телефону, не дал вас под откос пустить!

— Это кто же додумался нас под откос пускать? — сердито спросила Люся.

— Да тут, понимаешь, нашелся один горячий человек!

Георгий покосился на машинистов, и все трое засмеялись, как будто он сказал что-то необыкновенно смешное.

В кабине было тесно. Мы с Люсей вышли на площадку, огибающую локомотив.

Состав не торопясь шел по эстакаде. Впереди уже светились огни вокзала. А внизу, у наших ног, лежал широко раскинувшийся по склонам холма город.

Я стоял рядом с Люсей. Наши руки лежали на перилах. Я осторожно подвинул ладонь…

— Любуетесь? — произнес за нашей спиной Георгий.

Я отдернул руку.

— Хороший у нас город, красивый… Почти как Сухуми! Только моря нет. Зато река какая! Приезжайте, на рыбалку сходим. Обязательно приезжайте, дорогими гостями будете!

Люся спросила:

— Вы всех так приглашаете?

— Нет, только молодых и красивых!

— Тогда мы не подойдем, — сказала Люся.

— Ну, это мне лучше знать, девочка!

Георгий засмеялся, крепко стиснул нам плечи и ушел в кабину. Мы остались на площадке.

Наши руки все так же лежали на перилах совсем рядом. Я снова чуть подвинул свою ладонь, и наши пальцы соприкоснулись.

Я замер, но Люся своей руки не отняла.

Это было необыкновенно. Даже лучше, чем тогда, когда Люся дремала на моем плече. Она хотела спать, и ей было все равно, о чье плечо опереть голову, она просто устала. А сейчас Люся не могла не понять, что я нарочно подвинул свою руку, и она не отняла своей!

Я даже не мог представить, что мне когда-нибудь будет так хорошо, как сейчас. Ради этого стоило оказаться на сумасшедших тепловозах.

Неужели Люся чувствовала то же самое? По лицу ее ничего не было заметно. Она пристально смотрела вперед, туда, где все ближе подступали огни вокзала.

Но она же не отняла руки!..

Я думал, нас подвезут прямо к вокзалу, но сцепку отогнали далеко в сторону, на запасный путь.

Перрон мы увидели только издали. Там прогуливались пассажиры и, наверное, не подозревали, что́ произошло несколько минут назад всего в двух-трех километрах от вокзала.

На запасном пути нас ждали. Среди черных кителей железнодорожников мелькали белые халаты.

Георгий, не дожидаясь, пока сцепка остановится, соскочил на землю. Я хотел прыгнуть за ним, но он крикнул:

— Погоди! С ума сошел!

Как будто я не прыгал только что с крыши на на крышу на полном ходу.

— Все целы? — спросил кто-то.

— Сейчас поглядим, дорогой! — ответил Георгий.

Сцепка остановилась. Георгий протянул руку Люсе. Она спустилась по ступенькам, придерживая красно-синюю сумку. Я сошел за ней.

К тепловозу подскочили санитары с носилками. Они почему-то обязательно хотели отнести нас в медпункт, и мы насилу отбились от них. Но в медпункт, правда, своими ногами, нам все-таки зайти пришлось.

Меня заставили раздеться, и врач смазал мне йодом царапины на ногах и животе. Я здорово ободрался, пока прыгал по крышам.

Потом меня отправили в душ. Вымылся я с удовольствием и даже замыл как мог на нейлоновой рубашке грязные пятна.