Юрий Шамшурин - В тайге стреляют
Крепкий мороз приятно коснулся лица. Назарка остановился с закрытыми глазами, словно его ослепило яркое летнее солнце. Невдалеке с кем-то почтительно разговаривал отец. А глуховатый, надменный голос человека, беседовавшего со Степаном, показался удивительно знакомым. Он открыл глаза, повернул голову... и разинул рот от изумления.
У сэргэ[21], покрытой искусным орнаментом, стояли легкие санки с высокой плетеной спинкой. В них запряжен был так хорошо знакомый Назарке пышногривый жеребец. На груди у него выделялась тонкая белая полоса. Сколько раз Назарка чистил лоснящуюся шерсть на этом холеном тойонском рысаке! Рядом с отцом стоял коренастый, плечистый человек в дубленом полушубке. Назарке была видна его широкая, чуть сутуловатая спина и циркулем расставленные ноги в длинных белых камусах[22]. Руки приехавший засунул глубоко в карманы; шапка из подбора лапок чернобурых лисиц сдвинута на затылок. Возле него отец казался маленьким, пришибленным.
«Павел!» — сообразил Назарка, и неприятная дрожь передернула тело.
Отец и гость продолжали оживленно разговаривать.
— Вот и Назарка! — воскликнул Степан, заметив сына.
Человек обернулся. Назарка бросил на него быстрый, как молния, взгляд. Действительно, Павел! Первым безотчетным чувством Назарки было убежать куда-нибудь и спрятаться так, чтобы его не нашли. Как часто он мечтал о встрече с тойоном, с каким волнением ждал того блаженного момента, когда Павел вручит ему ружье! Однако в минуту неожиданной встречи Назарка почему-то оробел. Машинально сделал шаг назад, крепко ухватился за кожаную скобу двери. Ему показалось, что в глазах приехавшего стоял вопрос: «Смолчал, нет? Знает отец?..»
Назарка почему-то почувствовал себя виноватым перед тойоном. Он не выдержал твердого взгляда и поспешно отвел глаза в сторону. Павел отвернулся и продолжал разговор. Степан почтительно слушал, беспрерывно кивая. Он, видимо, забыл, что голова у него ничем не прикрыта. Сын ясно видел, как волосы отца покрывались инеем.
«Неужели ружье привез?» — подумал Назарка и тут услышал голос Павла:
— Ну-ка, Назарка, поди сюда!
Подросток удивился. В голосе тойона не слышалось обычных властных ноток. Павел был весел и приветлив. Назарка несмело подошел, наклонил голову. А у самого, будто расшалившиеся бурундуки, туда и сюда юрко сновали мысли: «Привез — нет?.. Привез — нет?»
Назарке представилось, что Павел догадался о его мыслях. Он еще больше насупился и надвинул облезлый заячий треух на самые брови. Тойон заглянул Назарке в глаза, подмигнул и положил ему на плечо свою цепкую руку в ровдужной перчатке, подбитой мехом. Перчатка плотно обтягивала кисть и была расшита затейливым узором. От Павла наносило винным перегаром. Он заговорщицки подмигнул и спросил:
— Как живешь?
— Ничего.
— Много белок настрелял?
— Ни одной.
Назарка хотел сказать, что у него нет ни ружья, ни припасов, но смолчал.
— Гостинец-то я тебе привез. Ты уж, наверное, думал: «Плохой человек Павел. Обещать-то обещал, а не выполнил». Ошибся, приятель!.. На, держи!
Павел наклонился, откинул с санок доху и вынул маленькое ружье, патронташ с поблескивающими медью гильзами и вместительный узел.
Назарка растерянно попятился. Он переводил недоуменный взгляд с отца на тойона и не знал, что ответить. Лицо его стало серьезно. Он не смел даже притронуться к подаркам.
— Бери. Твое это!
Павел нетерпеливо тряхнул узлом, в котором что-то волнующе-загадочно звякнуло. Назарка посмотрел на глупо улыбающегося отца, потом робко, неуверенно потянул руку, на мгновение в нерешительности задержал ее и опять вопрошающе оглянулся на отца. На губах Степана блуждала бессмысленная улыбка. Он ничего не мог понять.
— Бери, бери! — поторопил Павел. — Тридцать второй калибр. И пулей и дробью стрелять можно.
Назарка кончиками пальцев прикоснулся к ружью. Он все еще не верил, что тойон сдержал свое обещание. Он не озирался больше ни на отца, ни на Павла. Перед его загоревшимися глазами было настоящее ружье, маленькое, новое, от которого еще пахло заводской смазкой. То, о чем он столько мечтал, свершилось!
Отец, видимо, не сразу понял, что происходит, а когда сообразил, низко кланяясь, забормотал слова благодарности. Павел стоял спокойно, чуть покачивая головой. В уголках губ его промелькнула улыбка.
— Спасибо! — дрогнувшим голосом прошептал Назарка.
Он взял дорогие для бедняка подарки так бережно, точно они были хрупкие, как льдистые кристаллики инея. Крепко прижал их к груди и медленно ставшими вдруг непослушными ногами зашагал к юрте. Казалось, Павел вот-вот окликнет его и заберет назад все это богатство.
Однако в сердце Назарки почему-то не было той радости, какая бывает, когда в руки счастливого попадет наконец давно желанная вещь. Подойдя к двери, Назарка оглянулся. Павел смотрел на него. Подростку показалось, что в глазах тойона затаилась усмешка. Назарка проглотил горький комок, внезапно подступивший к горлу при виде склоненного перед Павлом отца.
— Назарка! — крикнул вдогонку Степан. — Скажи матери, пусть готовится встретить гостя. Дорогой гость у нас! Первый раз войдет в нашу юрту!
Павел остановил его движением руки:
— Дай докончу. А это тебе, друг!
Слово «друг» поразило и ошеломило Степана больше, чем внезапная щедрость Павла к сыну. Разве можно было предполагать, что Павел — большой тойон — назовет своим другом хамначита. Прежние господа ничего подобного не допускали.
Павел подал Степану две туго набитые переметные сумы и бутылку спирта. Дрожащими руками тот взял бутылку и бережно спрятал на груди. Пятясь задом к юрте, Степан начал отвешивать поясные поклоны тойону, который ни с того ни с сего сделал его чуть ли не богачом. Сумы остались возле саней, потому что нести Степану их оказалось не под силу.
«Совсем хороший человек Павел. Люди о нем напрасно плохое говорили. Может, корову отдаст...» — с надеждой подумал он, все еще не веря вдруг привалившему счастью.
Пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, Павел сквозь узкую дверь боком протиснулся в юрту. Какой сплюснутой, жалкой была она в сравнении с новым просторным домом тойона! Павел прошел к камельку, потянул носом спертый воздух и чихнул.
Едва Павел скрылся в юрте, старик вернулся к сумам. Тихонько посмеиваясь и восклицая, волоком потащил их к двери. Назарка смотрел на все происходящее широко раскрытыми глазами. Мысли его потеряли всякую связь.
— Назарка, помоги! — окликнул сына отец.
