Борис Солоневич - Рука адмирала
Девушка засмеялась, но вдруг гримаса боли сжала ее лицо. Сережа сконфузился.
— Эх, дернула же меня нелегкая смазать по голу! Чуть такую хорошую дивчину не загубил!
— Ты, Сережа, вообще «зверь из бездны», с упреком сказал другой спутник. А до этого удара и меня с ног сбил.
— Ну, тебя — это что? Слава Богу, не слабенький!.. А вот Тамару — этот грех мне никогда не простится!
Читатели, вероятно, помнят, что в футбольном матче, рассказ о котором начал нашу книгу, Сережа ударил мячом в толпу и сбил там с ног зрительницу. А долго ли потом молодежи познакомиться? Девушка эта оказалась сестрой севастопольского бека, и вот почему наступавший вечер увидел трех новорожденных друзей, поднимавшихся к Малахову кургану.
Девушка шла с некоторым трудом. «Пушечный» удар москвича заставлял ее до сих пор хромать. А когда гримаска боли пересекала ее спокойное милое лицо — Сережа просто не знал, что и делать — опять ли извиняться, или поддержать ее под руку. Но он, смелый и предприимчивый вообще — здесь как то не решался, как он мысленно выражался, «взять дивчину под жабры»… Что то было сильное и независимое в нежном лице Тамары, что не позволяло ему вольностей. Вот почему веселый футболист был несколько смущен…
Дорога к Малахову Кургану вела мимо морских казарм — больших каменных неуютных зданий. За ними стали все чаще попадаться обелиски, памятные плиты и камни с надписями. Около каждого такого памятника наши друзья останавливались, и Тамара давала точные и ясные объяснения.
А объяснять было что: 80 лет тому назад вся эта земля дрожала и гудела от взрывов гранат. Не раз по этим местам, где шли наши приятели, катились лавины яростных аттак, и, вероятно, здесь не было ни одного квадратного метра каменистой земли, где когда то не корчилось бы человеческое тело… Именно здесь, на Малаховом Кургане, 80 лет тому назад решалась судьбы кровавой борьбы русских против соединенных сил англичан, французов, итальянцев и турок.
Трое молодых людей, переходя от одного памятника к другому, казалось, переживали славную эпопею своих героических дедов. Сережа уже не шутил и не пел. Что то новое, глубокое и важное чудилось ему в объяснениях Тамары, а его пылкая фантазия мгновенно переделывала сухие словесные объяснения в яркие картины.
Брат Тамары, крепкий коренастый загорелый парень с техническим значком на защитной рубашке, заметил жадный интерес москвича.
— Все это, вероятно, для тебя, Сережа, ново?
— Еще бы… Сам ведь, Боб, учил нашу «советскую историю». Так там — все: борьба классов, империалистические стремления, революции, да бунты против царей. А толково — ни о чем… Одна полит-грамота. Так что я когда угодно — хоть во время матча, объясню разницу между десятками всяких «измов», а истории России путево так и не знаю… Зато, брат, разницу между марксизмом, ленинизмом, сталинизмом, троцкизмом, анархизмом, бандитизмом, оппортунизмом, нац-социализмом, фашизмом, витализмом, алкоголизмом, спиритизмом, организмом и прочее — это я вытренировал на ять… В запятой не ошибусь!..
* * *Солнце светило еще ярко и весело. Чем выше поднимались наши экскурсанты, тем более чудесной разворачивалась панорама города и моря. И серьезное настроение, созданное рассказами Тамары, готово было улетучиться от малейшего повода.
Когда компания собиралась через каменные ворота с чугунными орлами войти на самый курган, гость из Москвы внезапно остановился и прислушался.
— Пусть лопнут мои предпоследние перепонные барабанки, если где то здесь не стукают по футбольному мячу!
Спутники его засмеялись.
— Тебе, Сережа, вечно футбол мерещится. Кто здесь стукать будет? Добродушно пожал плечами Боб. Здесь ведь и площадки то нигде нет. Правда, Тамка?
Девушка покачала головой.
— Тут все камень и скалы. Здесь в футбол играть совершенно невозможно.
— Нет, право… Вот послушайте секундочку…
Молодежь остановилась. И, действительно, футбольное ухо не ошиблось: где то невдалеке слышались удары по мячу.
— Ребятишечки, взмолился Сережа. Завернем туда хоть на минуточку — глаза и душу отвести от гробокопательских рассказов Тамары… Там ведь на Малаховом — опять серьезные разговоры начнутся. Надо же передышку — антракт устроить…
— Э, тебя, Сережа, заело с футболом! Неужели утром не наигрался? Ведь собственноножно нам три гола забил!
— Ну, это что: там «работа» была, долг перед желудком: «не поиграешь — не поешь»… А тут, по хорошему, для сердца…
— Погибший ты человек, Серж! Футболист притворно обиделся и попытался сделать серьезно — оскорбленное лицо. Но через секунду губы его опять расплылись в улыбку,
словно постоянные невидимые резинки тянули их уголки кверху.
— Ну, уж и «погибший»? А знаете вы, черти бесфутбольные, что с Конан-Дойлем было? Тем, кто Шерлока Холмса изобрел?
— Ну, а что?
— Тот то вот «что»? Он хотя и «сэр» был — а целую жизнь в футбол играл. Кончил играть только на 65-ом году жизни. И что бы вы думали?
Юноша замолчал, приготовляя театральный эффект.
— Да говорите же, Сережа!
— А вот что — как кончил играть в футбол, так взял, да через три года и помер.
Все засмеялись.
— Ну, ладно, ладно, махнул рукой Боб. Пойдем поглядим, чорт с тобой. Ты, брат, совсем футболоумный какой то…
Москвич не обижался на дружеские насмешки. Его круглое мокрое от непривычной жары лицо сияло; открытой улыбкой, и белокурый вихор трепался по ветру.
— А я и не стыжусь своей любви. Каждый с ума сходит по своему. Меня Офсайд Иванычем везде зовут! Каждому чем то жить надо, у каждого свои слабости есть. Вот наша профессорша истории (юноша шутливо церемонно поклонился Тамаре) все науки превзошла: ее, значит, история интересует. Другие — кто что: одни шахматы обожают, другие — кино, третьи — танцы А я, бедный мальчик, в мячик влюблен, и пока мои ноги тягают меня по белу свету — никогда ему, возлюбленному моему, не изменю. Может, потом и с меня профессор какой нибудь хренологии будет, а пока ноги зудят… Да и то ведь верно — в нашей проклятущей советской жизни так мало радости. А всяких неприятностей — хоть отбавляй. А тут — вышел на поле и про все забыл. Словно ни Сталина, ни ГПУ на свете нет… Только мяч под ногами, да ворота впереди, куда этот мяч нужно во что бы то ни стало засадить…
— Ладно, довольно агитировать! Футбольный пропагандист тоже нашелся. А вот тебе и мячик… Да что за дьявольщина?
Компания молодежи, повернув за угол какого то небольшого каменного домика, в удивлении остановилась: на небольшой площадке играло двое оборванных ребят. На каждой стороне «стадиона» стояли условные ворота: по два белых камня. Каждая команда состояла из… одного игрока, но «мачт» был в полном разгаре. Оборванные ребятишки обводили друг друга и с азартом били босыми ногами по мячу.
