Георгий Тушкан - Джура
Джура, растерянный, вышел из кибитки. Что случилось здесь? Где люди? Тэке прыгал, визжал, куда-то убегал и снова прибегал. Джура свистнул. Вороной послушно пошел за ним по тропинке к Сауксаю. Джура знал неподалеку хорошее пастбище, на котором решил заночевать.
Погрузившись в воспоминания, он незаметно подошел к пастбищу.
Внезапно Тэке, бежавший впереди, остановился и тихо зарычал.
Этого было достаточно, чтобы винтовка мгновенно очутилась в руках Джуры и курок был переведен на боевой взвод.
Из-за камня вверху выскочил кто-то с винтовкой и с криком: «Джура, Джура!» — помчался к нему. Тэке бросился навстречу, и Джура не знал, друг это или враг. Вряд ли враг бежал бы так открыто. Но, может быть, это хитрость?
Джура всматривался в лицо бежавшего.
— Таг! Это ты, Таг? — И Джура радостно бросился навстречу, отзывая Тэке.
— Джура, Джура! — радостно кричал Таг, бросаясь в его объятия.
Внезапно Джура оттолкнул от себя Тага.
— Зачем ты обманул меня? Я был в крепости и узнал, что ты не выполнил моего приказания! Почему ты не привез тогда тело Чжао в крепость к Козубаю, чтобы его хоронили так, как хоронят джигитов? Я ведь просил тебя! Я верил тебе! Последнюю почесть я хотел оказать другу, а ты… ты…
— Стой! — закричал Таг. — Да, я не привез тело Чжао к Козубаю. — И уже с лукавой усмешкой, подражая Джуре, добавил: — Драться нельзя, надо разобраться в деле, а потом судить.
— И буду судить, и узнаешь! — гневно сказал Джура. Этого он простить не мог.
— Слушай, Джура, я сейчас очень рассердился на тебя за то, что ты чуть ли не хотел ударить меня, и решил было пошутить, но знаю, этим не шутят. Чжао жив!
— Чжао жив?
— Да, жив!
— Где же он?
— В кишлаке.
— В каком?
— В Мин-Архаре.
— Кишлак пуст, и там гнездятся совы.
— О, ты ничего не знаешь! Уже построили новый кишлак Мин-Архар, в другом месте. Очень хорошее место. Близко. Едем скорее, а то, видишь, по тропинке в кишлак поскакал мой друг. Он слышал, как я закричал «Джура», вот и поехал известить всех.
Таг отбежал в сторону за своим конем, и вскоре оба всадника галопом поскакали по узкой дорожке над обрывом. Но не успели они подняться на гору, куда вела тропинка, как наверху показались люди, и навстречу Джуре выбежала Зейнеб. Ее побледневшее лицо, устремленное вверх, говорило о перенесенных мучениях и томительном ожидании.
— Джура! — только и сказала она, но в этом слове были и надежда, и восторг встречи, и любовь.
— Джура! — донесся с вершины горы крик Кучака.
— Джура!! — закричала толпа.
— А-а-а! — понеслось по горам.
— Стойте, не надо! — крикнул Джура и поднял руку. — Не надо! — прошептал он, нежно отстраняя Зейнеб, и соскочил с коня.
Зейнеб, стыдясь открыто проявлять свои чувства, стояла, прижав руки к груди.
— Я сделал очень большую ошибку, — громко и твердо сказал Джура, — я виноват перед Чжао. Я поверил предателю и чуть не лишился друга. Я иду просить Чжао, пусть он простит меня… Я не просто пойду. Эй, Таг, гони меня к Чжао, бей меня камчой, бей!
Толпа стихла. Таг растерялся: бить при всех Джуру, гордость всего кишлака?.. Хотя бы даже он был виноват, на него не подымалась рука.
— Бей же меня, бей! — настойчиво повторял Джура, заметив в толпе Чжао с перевязанной головой.
Это было выше понимания Тага, и все же Таг сердцем понял все величие момента, когда Джура, искупая вину, заставлял себя бить.
Таг поднял камчу и несколько раз хлестнул Джуру по плечам. Джура шел вверх, сняв шапку. Толпа затихла: ее молчание было красноречивее слов. И снова хлестнул Таг.
— Разве так бьют? Разве камча у тебя? — свирепо спросил Джура. — Разве шутки шучу?.. — И, вырвав камчу из рук Тага, он отбросил ее в сторону. Размахнувшись своей камчой, хлестнул Тага и сказал: — Так бьют. Бери камчу!
Таг невольно ахнул и крепко сжал в руке камчу.
— Бей! — приказал Джура и снова пошел вперед.
А Таг ехал сбоку и хлестал Джуру, подымая плеть и изо всей силы опуская ее на Джуру. Вслед за ними тихо шла бледная Зейнеб и вела в поводу Вороного.
Никогда еще Чжао так не волновался. Ему, мужественному, закаленному человеку, хотелось и смеяться и плакать. Только Джура с его прямотой и честностью мог так поступить. Он публично искупал свою вину, и Чжао понимал, как страдает гордый Джура.
— Ну, вот и я… Ну, вот… Ошибался… Простишь? — спросил Джура.
Толпа затаила дыхание, восхищенно глядя на происходящее.
— Друг! — только и произнес Чжао. Протянув руки к Джуре, он прижал его к груди.
Кучак больше не мог сдерживать свое ликование.
— Вот какие друзья! — закричал он толпе.
В его жестах и голосе было столько радости, что хватило бы на весь мир. Друзья откинулись назад и посмотрели друг другу в глаза.
— Я не споткнусь дважды об один и тот же камень, — тихо сказал Джура.
— Ты, Джура, много передумал, это отражается в твоих глазах, — сказал Кучак.
— Я много страдал, — ответил Джура.
— Это правда: одиночество, да еще в чужой стране, и голод хуже всего, — подтвердил Кучак.
— Не голод, а заблуждения сильнее всего мучат человека, — возразил Джура. — Один верный спутник дороже тысячи неверных. В самые тяжелые дни дружба Чжао меня поддерживала, — тихо сказал Джура. — А где мать моя? — спросил Джура, оглядывая толпу.
— Айше убита в бою, — тихо ответила Зейнеб.
Толпа молча расступилась, открывая Джуре путь к могиле, приютившейся на склоне горы.
— О храбрая, умершая, как мужчина, с винтовкой в руках!.. — начал Кучак и запнулся, сожалея о том, что у него нет в руках дутара. — Она храбро сражалась за счастье встретиться с тобой, Джура, но басмаческая пуля сразила ее. Зато ты жив, Джура. Ты знаменитый, ты великий, ты…
— Я не люблю бабьей болтовни! — строго оборвал его Джура.
— Не говори так! — горестно воскликнул Кучак. — Раньше я вплетал в скорбный ветер звуки моих песен, и эхо умирало в горах, а сейчас сам Козубай… — И Кучак замолчал, выискивая что-то в складках пояса. — Вот, — сказал он и протянул Джуре небольшую вещицу.
— Что это?
Кучак приосанился:
— Сам Козубай подарил мне эту ручку с золотым пером. Эта ручка на всю жизнь. За Казиски. А ты говоришь «бабья болтовня»! И кому же? Манасчи Кучаку! Пойдем, пойдем со мной, я докажу тебе, что значит «бабья болтовня»! — Кучак схватил Джуру за рукав и потащил наверх.
Джура шел, окруженный толпой.
Отовсюду неслись приветствия:
— Здравствуй, Джура!