Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
Йеруш качает головой, откладывает черновик в сторону и снова лезет в красный конверт, а другой рукой нервно гладит бархатисто-мягкие обрывки крыла Илидора. Но смотреть на Илидора Йеруш боится. Он не знает, жив ли ещё золотой дракон. И не знает, что будет делать Йеруш Найло, когда золотой дракон перестанет быть живым.
Так же Йеруш не знает, живы ли ещё его родители — и на что это влияет, и влияет ли это на что-нибудь вообще.
И ещё Йеруш понятия не имеет, какой кочерги он сидит сейчас посреди Старого Леса рядом с умирающим или уже мёртвым драконом и ведёт монологи с родителями, которых, ну мало ли почему, уже может тоже не быть на свете.
Но кто сейчас точно жив — так это демоны в голове Йеруша Найло, и Йерушу Найло сейчас не с кем больше говорить. Старый Лес — и тот молчит. Даже ворчливые кряжичи не издают ни звука. Даже птицы не чирикают, и ни одного шпынявого комара не жужжит над ухом. И Йеруш говорит с демонами внутри своей головы. Достаёт из конверта один предмет за другим и говорит. Говорит. Говорит.
Лишь бы не смотреть на золотого дракона, лишь бы не оставаться в одиночестве перед простым и невозможным вопросом «А дальше-то что?», хотя когда это Йеруш Найло бегал от невозможных вопросов? Йеруш Найло скорее бегал за ними, а не от них — но не теперь. Нет-нет-нет, не теперь!
Сегодня ему проще открыть эту ёрпыльную красную папку и обернуться лицом к своим демонам, раскинуть перед ними руки, то ли для объятий, то ли показывая отсутствие дурных намерений, как это принято в Старом Лесу, проще отдаться своим демонам на растерзание, оглушить себя ими, позволить им заполнить всё пространство вокруг, одуреть от их голосов и раствориться в едких замечаниях, разорваться на куски под камнепадом их обидных упрёков и язвительных насмешек — всё это проще, чем посмотреть на дракона и обнаружить, что он больше не дышит, и спросить себя: «А дальше-то что?».
Йеруш вытаскивает из замшевого конверта разорванное и кое-как склеенное письмо.
— А это я получил незадолго до окончания учёбы. Этим письмом меня приглашают на работу к владыке Сейдинеля, да, честное слово, мне предложили десятилетний контракт с возможностью продления и в приложении к письму обозначили кучу вкуснейших задач, которыми хотят меня нагрузить! Я был в бешеном восторге и немедленно порвал письмо, я чуть не околел от ужаса при мысли о возвращении в родной домен, да, да-да-да! Я ведь без нужды даже не смотрю в его сторону, мама!
Последнее слово Найло почти выкрикивает. Истерически хохотнув, он откладывает письмо в стопку лежащих перед ним бумаг, и его рука дрожит, а дыхание сбивается, как после долгого бега.
— Мне поступило довольно много предложений ко времени окончания учёбы, да, на выпускников Университета очень большой спрос, а за некоторых выпускников очень важные эльфы из разных доменов буквально готовы вцепиться друг другу в горло, и я надеюсь, из-за меня кто-нибудь вцепился кому-нибудь в горло, это было бы довольно приятно и очень мило с их стороны. Но я не принял ни одно из предложений, которыми меня забросали, я решил ещё на какое-то время остаться в Ортагенае, в лаборатории Университета, и ректор едва не обделался от счастья, а мне было так приятно остаться в Университете, остаться и принести ему какую-то пользу, ведь Университет так много в меня вложил и дал мне так много доверия, когда позволил стать студентом. И мне было безумно интересно ещё немного позаниматься исследованиями: в тишине, в громкости, в шуме моря, когда вокруг больше нет никаких необходимостей, есть только я и то, чем пожелаю заниматься. Что может быть лучше, когда есть только ты и любимое дело, и когда вокруг так много эльфов, которым только и нужно, чтобы ты был, был таким, какой есть, и занимался тем, что любишь? О, тогда мне казалось, что я сплю и вижу счастье, мне казалось, я бы женился на Университете, если бы мог. Нет, я много выезжал в другие домены, конечно, на то всегда была какая-нибудь нужда. Но, хах, я никогда не ездил в Сейдинель, нет, только не в Сейдинель! Даже в Зармидасе мне было не по себе, знаете ли! Зармидас слишком близко, слишком близко к вам! Мне казалось, как только я окажусь на территории Сейдинеля или поблизости к Сейдинелю, — вы тут же об этом узнаете и…
Йеруш обрывает поток слов и поправляет небольшую стопку бумаг, лежащих перед ним на палой листве.
Вместе с его словами предметы словно обрели дополнительный вес и смысл, получили настоящую, весомую форму и право лежать в конверте, а может, на лесной подстилке. Право быть, право появляться на свет из тени красной замши, право наконец-то быть названными, осмысленными, существующими в мире, имеющими в нём свой вес, свою историю, ценность и важность.
Из конверта появляется синяя атласная лента, похожая на те, которые женщины вплетают себе в волосы.
— Понятия не имею, какого ёрпыля она тут делает. До Бирель вам вообще не может быть никакого дела.
Он кладёт ленту на изорванное письмо и медленно, задумчиво ведёт по ней пальцами. Гладкий атлас скользит, блестит, податливо приминается, оглаживает успокаивающей прохладой свежие порезы на коже, но Йерушу кажется, что сейчас они опять начнут кровоточить. Вторая рука Йеруша бессознательно гладит порванное драконье крыло. Рот приоткрыт и искажён не то оскалом, не то улыбкой, наполненной болью.
Проходит мгновение и вечность, прежде чем Найло отрывает пальцы от ленты, а из красного замшевого конверта появляется ещё несколько писем, заботливо стянутых бечёвкой.
— Это недавние послания из Ортагеная и Донкернаса. Ортагенайский Университет ждёт меня обратно в любое время, хоть сейчас, хоть двадцать лет спустя, готов предоставить хоть научную лабораторию, хоть место на кафедре, и это очень-очень щедро со стороны Университета, и я очень-очень это ценю… Вернуться в Университет — это как вернуться домой, наверное, да, я бы мог так сказать, если бы у меня был какой-то «домой», кроме Университета. А Донкернас сдержанно расстроен, что такой ценный я их покинул. О, я понимаю, что Донкернас не только расстроен, но ещё и
