Дмитрий Чевычелов - Остров на карте не обозначен
— А это что такое?
— «V» — первая буква от слова «фершторбен» — «умерший». И тогда вас уже искать не будут. Согласны?
— Решим позже, товарищ Смуров.
— Можно опоздать.
— Я к опасностям привык. И терять мне уже некого, и меня некому ждать…
Смуров бросил на Шерстнева вопросительный взгляд. Тот добавил:
— Жена умерла от голода в блокированном Ленинграде. Теперь я один. Извините, а есть ли семья у вас, товарищ Смуров? Откуда вы родом?
Смуров опустил голову на руки и молчал. Шерстневу стало неловко, и он добавил:
— Если на мой вопрос вам больно отвечать, не говорите.
— Я из Курской области, — глухо заговорил Смуров. — Жена и дети были эвакуированы в Кировскую… На этом все оборвалось. И мне вряд ли придется еще раз увидеть родную землю и семью…
— Не рассчитываете остаться в живых?
— Вероятность остаться в живых для меня меньшая, чем для других… Староста лагеря в повседневной борьбе за своих людей постоянно висит на волоске. И затем, в нашей скрытой борьбе я — передний…
Смуров помолчал. Он сидел на ящике, ссутулясь, положив острые локти больших рук на высокие высохшие колени. Рано поседевшая голова лежала подбородком на широких ладонях с крупными узловатыми пальцами. Умное лицо с заострившимися скулами и костистым носом в эту минуту было болезненно серым и бесконечно усталым. В потемневших глазах стояла тоска…
В дверь раздался осторожный стук.
Смуров точно очнулся. Лицо отвердело, осуровело. Взгляд снова стал спокойным, проницательным.
— Нам пора разойтись, Василий Иванович, — сказал он, вставая. — Меня ждут другие дела…
4
В то время, когда новых узников с торпедированной «Невы» допрашивали в гестапо, Костя Таслунов перетаскивал грузы из шлюпки в пещеру, воображая, что он попал на необитаемый остров, и не подозревая, что находится от своих товарищей совсем близко.
Когда Костя, смертельно усталый, улегся на ящики и сразу же тяжело уснул, из эсэсовской казармы «Центра» вышел на прогулку охранник Граббе. Прогулки «для закаливания» он совершал ежедневно, невзирая на погоду. В дни очень холодные и штормовые он ограничивался двухсотметровой тропинкой, ведущей от казармы к выходу из долины вниз, в гавань. В хорошую погоду спускался до нижней дороги, а иногда добирался до «кривоколенного» ущелья.
Сегодня ветер был южный, не особенно «кусался» и лишь слегка завивалась поземка. А настроение у Граббе было отличное. Шарфюрер перед строем поставил его в пример за решительность, проявленную при конвоировании славян на работу. Строптивый поляк с больной ногой все время отставал. Товарищи поляка помогали ему идти, но шарфюрер запретил это. Среди заключенных послышались возгласы протеста. Тогда Граббе быстро отделил больного от остальных, отвел от дороги в сторону и прикончил короткой очередью из автомата.
При конвоировании русских Граббе часто выступал как переводчик. Русским языком он владел плохо, но обязанности переводчика исполнял охотно. Гордясь своей ролью, он не упускал возможности поговорить с каким-нибудь заключенным о величии арийской расы и славянской неполноценности. Но обычно такие разговоры кончались одинаково: русский плевал эсэсовцу в лицо и получал в ответ автоматную очередь.
Теряя слишком много людей, шарфюрер вынужден был потребовать от Граббе строгого выполнения инструкции, запрещающей охраннику вести вольные разговоры с заключенными. И страсть Граббе к таким разговорам постоянно оставалась неудовлетворенной.
Привычным путем Граббе дошел до ущелья и случайно взглянул вниз. Глаза его стали круглыми: в ущелье на воде покачивалась шлюпка. «Неужели занесло из океана? Может быть, с добычей?» Граббе поспешно спустился в ущелье, прошел к шлюпке и, пораженный, ухватился за автомат, осматриваясь вокруг. Шлюпка была привязана к веслу, заложенному за камни. «Кто-то приплыл сюда и здесь высадился…»
Но кто мог забраться сюда, на засекреченный остров? Заплыть в такую даль на шлюпке невозможно. Шлюпка могла попасть в фиорд только с какого-либо корабля… Граббе весь напрягся, озираясь по сторонам, сжимая автомат, готовый к стрельбе. «Не разведчики ли? Выслежу. А если захвачу в плен — железный крест получу…»
Вот и следы от шлюпки к пещере… Стараясь, чтобы щебень не осыпался из-под ног, Граббе осторожно поднялся на площадку. Держа автомат на изготовку, подкрался к пещере сбоку и заглянул внутрь. В полумраке различил коробки, сумки, пакеты, ящики и спящего человека.
Осмелев, Граббе на цыпочках вошел в пещеру и внимательно огляделся. Кроме одного спящего, никого. А сколько пакетов! Вот это добыча! Все это может стать его трофеем. Жадность заговорила в нем с огромной силой… Убить сейчас спящего — и все останется здесь, в тайнике… Нет, а как же железный крест? Надо разобраться, кто это… И вдруг он не один? Конечно, он не может быть один. Такую тяжелую шлюпку с таким грузом одному сюда не провести…
Эсэсовец подошел к спящему вплотную и нагнулся, разглядывая лицо… Похоже — русский.
— Штейт ауф! [2] — скомандовал он, ударив Костю носком сапога в бедро.
Костя испуганно привстал. В лицо ему глядело дуло автомата… Что такое? Опять эсэсовец! Не сон ли это?… Костя протер глаза.
— Штейт ауф! — повторил эсэсовец. — Хенде хох! [3]
Костя медленно встал, придерживая ногу, которая затекла. Поднял руки. Страха не было. Была горькая досада, что снова попал в руки врага. «Ну, будь начеку, Константин, смотри в оба!»
— Ты кто есть? Разведчик?
— Я рыбак. Потерпел кораблекрушение.
— Ты один, два, три? Вифиль?
— Нас трое. Есть еще два. — Костя быстро прикинул, что такое сообщение толкнет эсэсовца на поиск других. Можно выиграть время и что-либо предпринять в подходящую минуту.
— Где два рыбак?
— Там! — Костя неопределенно мотнул головой в сторону выхода.
— Оружие где есть?
— Мы безоружные. Нас занесло сюда штормом.
Граббе думал: «Шторм действительно бушевал целую неделю. Я гулял только по тропинке. Может быть, они и есть рыбаки? Тогда креста не будет… Будет трофей…»
— Открывать все карман!
Костя вывернул карманы брюк и куртки. Вывалились только носовой платок и расческа Шерстнева. «Нож в моем бушлате, — вспомнил Костя. — Это хорошо».
— Бросать мне расческа!
Костя бросил ему расческу.
— Раздевать куртка, брюки, сапоги! — приказал Граббе, ему все эти вещи очень понравились. — Ты одевать другой платье!
«Вот гад! — распалялся Костя, раздеваясь. — Ударить бы его тяжелым в лоб, но нет ничего подходящего рядом. И не успеть против автомата». Опасаясь, что эсэсовцу понравится и белье, Костя быстро натянул свои еще не просохшие брюки и надел бушлат.
