Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
— Это… — Найло смотрел, как свет переливается на гранях хрусталя, и слушал, как шумит в ушах море. — Это она? Это она, да? Ты что, безумна — так швыряться?..
— Использовать великую силу… — монотонным голосом перебила его Кьелла и умолкла, не договорив. — Всё. Иди.
Найло сделал медленный вдох, стиснул губы крепко-крепко и для верности прикусил их зубами, потому что наружу из Найло рвалось много слов и ни одно из них не было словом признательности, ни одно из них не стоило сейчас произносить, а ещё из него рвалась бесконечность вопросов, но, ясное дело, Кьелла не даст ответов. Йеруш быстро справился с первой пенной волной эмоций, коротко кивнул, развернулся и зашагал к тропе, прочь от источника. От драконьего черепа, который и есть источник. Было огромное, почти неодолимое желание обернуться и посмотреть снова на этот череп, на скелеты, на Кьеллу, но Йеруш не обернулся. Вместо этого он стал рассматривать хрустальный пузырёк. Совсем крошечный пузырёк, в глубине которого плескался единственный глоток живой воды.
Трудно было поверить, что он видит именно это. И неудержимо хотелось что-то делать — просто чтобы ощущать реальность.
— Обожаю драконов, — прошептал Йеруш пузырьку. — Такие милахи и добряхи! Хотя пафосные, конечно, как последняя задница. Силы, жертвы, баланс, хаос, бе-бе-бе… Хотя…
Жёлтый блеск в крошечных гранях пузырька выглядел очень язвительным.
— А может быть, Кьелла не драконица и не его пра-пра-дочка, — шептал Йеруш, не в силах умолкнуть и перестать слышать звук собственного голоса.— Может быть, она просто хранительница. Почему бы нет? Мог же лес сам её породить? Чтобы она ходила тут по лесу и хранила… баланс хаоса. Чтобы он больше не разбалансился и не построил новой лестницы.
И беззвучно рассмеялся, хотя было вовсе не смешно. Осторожно опустил пузырёк в карман и побрёл к тропе, по-прежнему упорно не оборачиваясь.
— Хаос в балансе. Да тут все рехнутые. Но это хорошо звучит, ведь живая вода определённо нарушает баланс, нарушает баланс хаоса, ха! И Кьелла запирает это нарушение, запирает в хрусталь. Сама не использует, местным не даёт. Но чужакам, чужакам иногда можно дать воду. Но как понять, кому можно? Хорошенькая задачка. Ха! Я бы на месте Кьеллы тоже всё время ходил с мрачной рожей!
Тропа раскинула перед Йерушем лес как-то очень быстро, эльф был уверен, что к источнику шёл петляя и гораздо дольше. Если бы Йеруш запоминал дороги и смотрел, куда идёт, он бы понял: это уже вовсе не та тропа, которой он пришёл. На том же месте, но другая.
Иногда так бывает: разочаровавшись в сделанных выборах, ты ищешь дорогу, по которой пришёл, желая вернуться в начало и всё переиграть. Но потом понимаешь: нет, даже если пойдёшь по своей дороге в обратном направлении — ты не попадёшь в начало пути. В обычной жизни так случается даже чаще, чем в страннейших местах Старого Леса, ехидно сказал себе Йеруш Найло. Помедлив, он всё-таки обернулся к Кьелле, которая что-то перекладывала, сидя на коленях возле драконьего черепа, и крикнул:
— Куда ведёт эта тропа?
— Куда нужно, — был ворчливый ответ.
Эльф закатил глаза и решительно зашагал вперёд, навсегда зарекшись о чём-либо спрашивать странных женщин, которых встречает в лесах. И сразу после того как Йеруш оказался под сенью кряжичей, они раскряхтелись во весь голос, затрещали ветками, на эльфа сверху посыпались листья, сорванные из-за неосторожных движений деревьев, когда они принялись качать ветвями и цепляться друг за друга. В тот же миг как зашумели кряжичи, изменились запахи, и Йеруш понял, что тропинка больше не ведёт в кратер с черепом дракона.
Найло не обернулся, не стал проверять. Из чистого упрямства, ведь смотреть на него было некому — кряжичи не в счёт.
Он осторожно ощупал карман и убедился, что хрустальный пузырёк всё ещё там. Закрыл глаза, закинул голову и долго-долго стоял так. Медленно дышал, с удовольствием ощущая, как лесной воздух наполняет лёгкие до самого донышка и немного кружит голову. Чуть покачивался и едва заметно подрагивал губами в полуулыбке. Слушал взбудораженное перекряхтывание деревьев, далёкий щебет птиц и гулкое, торжествующее биение собственного сердца.
***
Жрецы швыряют в шикшей подожжённый горикамень из больших корзин. От него живые деревянные тела не занимаются огнём, но по лозам растекаются дымные ожоги, шикши вопят, колотят себя и друг друга по тлеющим лозам. Во двор вбегают хорошечки, но, вместо того чтобы атаковать котулей и жрецов, бросаются к шикшам, начинают пеленать их десятками неразрываемых жгутиков. Бегущий позади Мажиний подслеповато щурится в огни фонарей и неуверенно голосит: «Фу, фу! Уо-оу, не тех, не тех!».
Окровавленный чан на трёхсуставных ногах чавкает и хлюпает. Жрецы толкают к нему нескольких полунников, одного хватает гигантская рука, сочащаяся слизью, и с утробным бульканьем погружает в чан, другого втягивает-счёсывает вновь взметнувшийся над землёй вихрь из веток и мяса. Конхард ревёт гномский боевой клич и рвётся к чану, на гноме виснут сразу несколько котулей. Жрецы из башни и жрецы, пришедшие с шикшами, перемешиваются, и кто-то из полунников протыкает коротким копьём союзника. Полунники, оставшиеся за воротами, стоят, положив стрелы на тетивы или сжимая в руках пращи, тупо моргают в бурлящее во дворе месиво.
Котули в боевом безумии носятся по двору, кусают полунников, хлещут лапами шикшей, всё стягивается в рябое мельтешение, и в нём на одних котулей вдруг бросаются другие. Где-то среди месива рычат-гыркают оборотни. В стороне, неподалёку от рухнувших ворот, с трудом поднимается на ноги Илидор, смотрит на дерущихся во дворе людей и нелюдей и не понимает, что видит. Перед глазами всё плывёт и мелькает, в ушах — сплошной многоголосый вой и басовитый бешеный хохот, спасаясь от которого Илидор делает шатающийся шаг к воротам. Всё, что выше пояса, полыхает пульсирующей болью: вывернутое из сустава плечо, рассечённый висок, сломанная челюсть, разорванная кожа вдоль рёбер, истерзанные в мясо кисти рук — дракон превращается в лишённый сознания ком боли и не может осмысливать действительность, и только уцелевшие ноги ещё могут действовать за границей этой боли, и ноги бредут к воротам, дрожа и подгибаясь.
Один шикшин, пошатываясь и колотя себя по тлеющим плечам, выкатывается за ворота, дозорные-волокуши подхватывают его, относят с линии выстрелов полунников, которые
