Генри Хаггард - Дочь Монтесумы. Сердце Мира
– Да, но Майя избрала этот путь, чтобы спасти жизнь!
– Нет, сеньор! О своей жизни, я уверен, она мало заботилась. Она стремилась к жизни из-за любви… Друг, забудьте, впрочем, мои слова и знайте, что я по-прежнему предан вам!
Наутро к нам пришли люди, принесшие новые одежды, потом явились другие и стали причесывать и одевать сеньора – по обычаю страны жениха убирали, как жертву на алтарь. Я последовал за ним, и нас провели опять в зал, где заседал совет. Все вошли с поклоном, кроме одного Тикаля. После нас вместе с музыкантами, игравшими на трубах и флейтах, появилась Майя, сиявшая невиданной красотой, в роскошном наряде, осыпанном драгоценностями. Она шла словно во сне, безучастная ко всему. Зато Тикаль был сердит; я его еще ни разу не видел таким. Он глаз не сводил с Майи, не пропускал ни одного ее движения. Оба, жених и невеста, были поставлены посреди комнаты, и один жрец громко провозгласил их имена. Майя должна была еще письменно отречься от своих притязаний на царство в пользу Тикаля. Затем было прочтено постановление совета о тех дворцах, угодьях, драгоценностях и сокровищах, которыми наделялись Майя и ее жених. Потом тот же жрец спросил, одобряет ли совет все сделанное и сказанное. Получив утвердительный ответ, он с низким поклоном подошел к Тикалю и предложил ему как верховному жрецу освятить брак.
Тикаль встал с места, но опять сел, говоря:
– Ищи другого жреца, а я от этого отказываюсь!
– Но веление совета и народа! – стал уговаривать его Маттеи. – Пророчество…
– Молчи, обманщик! – прервал его Тикаль. – Не ты ли клялся мне, что Майя умерла в пустыне? Не ты ли сосватал мне свою дочь? И сейчас у тебя какие-то обманные цели… Я не верю в твое пророчество…
С этими словами он шумно поднялся с места и удалился в сопровождении стражи. Маттеи заявил, что после ухода духовного жреца он сам в качестве хранителя храма совершит все нужные обряды. Совет согласился с этим, и обряд начался; потом все присутствующие подходили с поздравлениями и подарками. Я никогда не видел подобной щедрости. Мое сердце сжимало какое-то предчувствие, и я не отходил от сеньора. И как хорошо я сделал! При выходе в открытый четырехугольный двор, где мы так долго стояли в первый день своего появления с Зибальбаем, я увидел вдруг ринувшегося к сеньору из тени человека в темном плаще. Я успел крикнуть по-испански:
– Берегись, друг!
Сеньор обернулся и сильным ударом отбросил незнакомца, который зашатался, но, устояв, бросился бежать. Я думаю, что это был сам Тикаль или кто-нибудь из его людей.
День свадьбы был для меня началом самого интересного года в моей жизни. Я скоро понял, почему Майя так стремилась бежать из родного города. Вечно синее небо, полное отсутствие какой-либо работы, расслабляющая роскошь, постоянные заговоры и сплетни – вот что наполняло жизнь города. Люди здесь свыклись с этой обстановкой и не желали иной. Вокруг меня были неисчислимые сокровища, но я не мог ими пользоваться для своих целей, не мог и скрыться из города, так как каждый мой шаг был под постоянным наблюдением.
Когда у сеньора родился сын, ликованию народа не было предела. Случаю было угодно, чтобы в тот же день родился сын и у Нагуа, которая пришла в страшный гнев, когда узнала, что народ радуется рождению не ее сына. За эти месяцы мне часто приходилось встречаться с Маттеи, но он очень изменился: похудел, пожелтел; полуразбитый параличом, с проказой на лице, он производил отталкивающее впечатление. Он приписывал это мщению богов и грозил нам тем же за участие в его обмане и подлоге. Однажды он сказал нам:
– Я думал только о счастье дочери, она честолюбива и хотела быть женой касика. Но как она наказана! Знаете, какой существует заговор? Низложить Тикаля и провозгласить Хранителем Сердца или Майю, или ее сына, чтобы правителями до его совершеннолетия были оба родителя!
Его жалкая жизнь длилась недолго: он умер в ту самую ночь, когда у Майи и Нагуа родились их первенцы. Его слова запомнились мне.
XX
Бегство
Мальчик родился у Майи очень красивый, почти совсем белый, но с темными, звездоподобными глазами матери. Помню, что через восемнадцать дней после этого, когда мы все сидели вместе, а молодая мать держала на руках своего сына, к нам пришел Димас. Он поклонился и сказал:
– Я пришел к тебе, Майя, во исполнение воли совета и народа. До старейшин дошло известие, что Тикаль, неправедными путями достигший власти, решил убить твоего сына, его отца и вашего друга Игнасио…
– Почему же не меня? – спросила Майя.
– Не знаю, но нам было велено схватить тебя живой и спрятать в тайном помещении дворца Тикаля!
Сеньор вскочил и разразился угрозами касику.
– Успокойтесь, успокойтесь, господин мой! – остановил его Димас. – Личность касика священна, но Тикаль недолго останется касиком. Все им недовольны, совет собирается его низложить!
– Разве это возможно?
– Да, если касик нарушил законы… Не по этой ли причине был низложен твой отец? И тогда ты…
– Но ведь я отказалась от прав!
– После тебя все по праву переходит на дитя пророчеств, надежду нашего народа!
– Чтобы сделать его предметом мести Тикаля? Он его убьет!
– Нисколько. Когда Тикаль будет низложен, то его заключат в темницу на всю жизнь.
– Когда это произойдет?
– Завтра в полдень, когда твоего сына будут торжественно представлять народу.
– Просто безумие избирать в касики новорожденного! – заметила Майя.
– Ты будешь править от его имени, и мы будем тебе повиноваться, а теперь ты пока еще обязана совету полным послушанием. Совет же решил, что посланному с Неба ребенку, которому вы только земные родители, должно быть воздано все ему подобающее!
Вечером того же дня сеньор и я присутствовали на каком-то пиршестве у одного из знатных сановников. Возвращаясь с ним домой несколько раньше времени, я услышал в той комнате, в которой помещались мать с ребенком, странный шум. Бросившись туда, я увидел двух крепко сцепившихся женщин, в которых узнал Майю и Нагуа; у последней был нож в руке. Быстро схватил я эту руку, и Майя освободилась от страшных объятий. Но Нагуа удалось вырваться и бежать в дверь, однако на пороге ее схватил сеньор.
– Что случилось? – тревожно спросил он Майю. – Зачем сюда пришла эта женщина?
– Не знаю. Я собиралась ложиться и в угловое зеркало увидела Нагуа, стоявшую на пороге с ножом в руке. Она осторожно вошла в комнату, я бросилась на нее, но она была сильнее, и, не приди Игнасио, она убила бы нашего сына!
– Правда? – спросил сеньор.
– Да, это так, белый человек! – ответила Нагуа.
– Зачем ты хотела крови невинного?
– Потому что из-за него мой собственный сын терял свои права: я узнала о том, что готовится завтра!
