Замещение. Повесть - Федор Федорович Метлицкий
– Как так?
– Вы должны подвергать все сомнению. И стараться докапываться до истины сами. Если не сумеете, то не утверждайте уверенно, что это так.
– А как докапываться?
Учитель сделал паузу.
– Людям кажется, что они одни, не видя исторической жизни человечества в белесом тумане безграничной сферы. Чтобы увидеть всю сферу истории, надо много знать. Узнавать культуру народов, изучать историю, искусство и литературу, и под ними чувствовать живые души писавших и говоривших. Постоянно пополнять эту сферу знаниями. Учиться всю жизнь, и то не узнаешь все.
Он ощутил, что им стало скучно.
16
В офис Общественного движения неожиданно приехал черный правительственный лимузин, за Агентом. Тот охотно поехал к Лидеру, хотелось высказать несколько мыслей о творящейся вокруг ситуации.
В огромном кабинете-зале, вдали сидел за большим столом Лидер. Он с любопытством оглядел приблизившегося Агента, его элегантный костюм нездешнего покроя, слегка износившийся.
– Говорят, вы из страны, где нет войн, и вы наслаждаетесь вечным миром.
Тот обстоятельно разместился в кресле и приготовился подробно отвечать.
– Да, мы были одной и той же империей с вами, но в переломный момент, когда экономика развалилась, и стало плохо, все изменилось.
Лидеру невольно поддался галлюцинации, и стал слушать. Тот доверительно продолжал:
– Главы больших стран помогли нам выйти из экономической катастрофы, и мы обнялись с ними, и с тех пор живем в мире и братской помощи.
Лидер неожиданно для себя кивнул в согласии.
– Был такой момент. И не один. В Великую отечественную, когда мы терпели поражение на фронтах, Запад организовал непрерывный поток продовольствия и оружия, и мы обнимались на Эльбе. И в романтическое время, когда подписали договор о запрещении ядерного оружия.
– А потом две империи испугались, что к ним втираются в доверие, – подсказал Агент. – А на самом деле хотят добиться превосходства. Это почувствовали и другие страны. И всеобщее недоверие погубило мир.
Лидер, забывшись, доверчиво слушал, потом вздохнул.
– Но они и предали нас, как всегда. Взгляните в историю – во время крестовых походов хотели огнем и мечом обратить Русь в католическую веру, и новгородский князь Александр Невский разбил рыцарей.
– Он получил ярлык на княжение от монгольского хана.
Лидер глянул с подозрением.
– Князь был открыт Востоку. И хан не требовал сменить веру.
– А теперь Восток стал вашим другом?
Тот с раздражением ответил:
– Мы сами частично азиаты. Говорят о нашей идентичности. Придумали – русский европеец. Наложили схему на наше древнее, жившее совсем в иных условиях, с иными корнями, чем европейцы. Мы самобытный народ, и должны идти своим путем. Конечно, в русле общемировых ценностей.
– А представление о наших корнях – разве не схема?
Он не слышал, продолжал в раздражении:
– Да, мы с Востоком не боролись, и там – никогда не были дружелюбны к нашим врагам. А нам всегда приходилось отражать атаки с Запада. В Смутное время польско-литовские войска захватили Москву, и только русское ополчение помогло изгнать их. А война с напавшими на нас шведами? А войска всей Европы под водительством Наполеона, взявшего Москву и бежавшего с позором? Война с англичанами и французами в Крыму, якобы, защищавшими мусульман? Или борьба всего Запада с молодой страной Советов? А поход на нашу страну Гитлера с его союзниками со всей Европы? Вот, недавно хотели задавить санкциями.
– Какая наглость!
Он, как личную обиду, перечислял беды, принесенные когда-то с какой-то тупой злобой его стране западными державами.
«Тут он действительно видит всю сферу истории в настоящем времени, – подумал Агент. – То, что я внушаю ученикам». И с невольным страхом спросил:
– Так вы никогда не сможете помириться? Но наш пример говорит, что можно установить вечный мир.
– Какой ваш? – обиделся Лидер. – Вашей фантазии?
Агент вдруг спросил:
– Вам не приходило в голову, что неправы вы?
Лидер вдруг остановился, озадаченный.
– Приходило. И даже, что обе противоположные системы неправы. Но прошло время, когда можно было договориться. Время гуманистических принципов. Корни вражды не в идеологии, а в геоэкономике. Попросту, в их жадности. И это не искоренить. Сейчас решает только сила.
И насмешливо спросил:
– Вы, может, знаете выход?
– Нет, – вынужден был сказать Агент.
Лидер вдруг очнулся, словно устыдился, что разговаривает с пустотой. И замолчал, отстраненный, уже забыв о госте.
Из боковой двери выскочил помощник, схватил Агента за рукав и потащил из кабинета.
17
На очередном собрании, организованном исполнительным комитетом, вместе с политологом Кизяковым появился литератор, боевитый крепыш с усами, плавно переходящими в бородку, с наглым выражением лица. И, уверенный в повиновении зала, сразу заявил:
– После Освенцима любая поэзия невозможна, говорили в старину. Это был стыд уцелевшего – за свою культуру. На самом деле поэзия для узников была отдушиной, как противоядие. Именно войны рождают новое искусство. Когда-то поражение русских войск в Крыму дало «Севастопольские рассказы» Льва Толстого. Революция семнадцатого года породила много талантливых юношей – Шолохова, Гайдара, Платонова, а Великая отечественная – пласт фронтовой литературы.
– Значит, войны для литературы благотворны? – усмехаясь, подзуживал Дон Кихот. Тот принял осанистый вид.
– Большое искусство рождается на тектонических сдвигах истории. Трудные времена заставляют художников осмысливать происходящее и давать образ будущего.
– Да, это было в варварские времена междоусобиц, – продолжал провоцировать Дон Кихот. – А что во второй половине двадцать первого века?
Новый литератор усмехнулся.
– Хотите спросить, способна ли современная русская литература дать новые смыслы, когда мы вышли на новый уровень? Или поэзия уже невозможна – в силу творческой импотенции? Сейчас, в эпоху перелома, выросли новые поэты – стоики, как когда-то в Отечественную. Мужественные, со сжатыми губами и твердым взглядом – новое направление культуры.
А то, что произошло с русской литературой до обнуления, – продолжал новый литератор, – было катастрофой! Она стала предметом рынка. Процессы гниения в конце девяностых прошлого века стали очевидными, еще до развала СССР. Все мнения, как и тексты, стали равноценными. Во главе литературного процесса стала свора менеджеров и продюсеров, она определяла значимость того или иного текста. Литература стала жить по законам шоу-бизнеса.
Он говорил, как хозяин нового литературного процесса, законно занявший одно из почетных мест в иерархии творцов, изгнанных министерством культуры.
– До эпохи обнуления в литературе был неестественный отбор. В первый ряд выдвинулись имитаторы от литературы. Объединила их нелюбовь ко всему русскому, осмеяние всех и вся, вопли: «Так жить нельзя!» Получили «премиальную литературу», «Большую книгу». Традиции русского богоискательства были
