Свет в океане (СИ) - "-Edelweiss-"

Рождество было семейным праздником, и Андромеда чтила его с особым рвением. К Новому году её требования смягчались. Регулус собирался провести его с Габриэль. Она должна была прибыть в Британию со дня на день и поселиться в «Ракушке» у старшей сестры. Габриэль любила толпу, шум города, яркие краски. Вид на новогодний салют с моста Ватерлоо наверняка приведёт её в восторг, а первоянварский парад на Пикадилли просто обязан прийтись ей по душе. Магглы давно обогнали волшебников в том, что касается праздника, и Регулус желал проверить эти слухи лично. Он должен был порадовать невесту. Он человек слова. Он человек чести. Он любил её, и повторял это снова и снова, словно мантру.

Подарок для Габриэль Регулус выбирал придирчиво и долго, обходя ряды в «Твилфитт и Таттинг». Он смотрел всё самое дорогое. Мерлин, ему бы пригодилось чуткое руководство Сирены. Если бы Габриэль любила книги, то жизнь была бы куда проще. Поиски пришлось прервать, когда один из посетителей лавки заподозрил в Регулусе кузена Беллатрисы Лестрейндж, «живого мертвеца» из статьи в газете, и привлёк к нему внимание. Этого хватило, чтобы все взгляды в одночасье приковало к Блэку. На кассе на него смотрели так, словно он лично разрушил Хогвартс, убил Дамблдора и оставил шрам на героическом челе Гарри Поттера.

Но Габриэль не прибыла. Её не оказалось рядом, когда он так в ней нуждался! В суматохе кто-то перепутал порт-ключи, и её визит отложили. Делакуры прислали длиннющее письмо с извинениями, словно и впрямь случился конец света. Габриэль писала, как ей жаль. В каждой фразе читалось «люблю» и «прости». Регулус бросил его в какой-то ящик и больше не доставал — не желал расстраиваться.

Новогодняя ночь выдалась ясной, Андромеда легла пораньше — не стала ждать полуночи, и он решил возобновить ночные прогулки — его своеобразный ритуал, родившийся на улочках Парижа. Планам встретить Новый год с невестой не суждено было сбыться. Настроение Регулуса оставляло желать лучшего, но от одиночества и хандры был лишь один рецепт — забыться.

Первым делом Регулус вспомнил о мысе, где когда-то стоял дом деда, но быстро передумал туда отправляться. Зимней ночью он не увидит белых птиц. От «Гнезда» не осталось даже развалин. Он найдёт там только пустоту, скорбь и следы собственных ошибок.

Блэк аппарировал в Хогсмид, украшенный гирляндами, как столетняя матрона — любимыми бусами. На Главной улице у витрин сновали волшебники, вовремя опомнившиеся, что запасов грога может на всю ночь не хватить. В центре площади возвышалась ель, укутанная свежим снегом, скромно спрятавшая под ним пёстрые игрушки.

Из окон трактира Аберфорта лился мягкий свет, мелькали тени, но из-за тяжёлой дубовой двери не долетало ни звука. Регулус обошёл его хибару и прислонился спиной к забору. С этого места между макушками сосен можно увидеть волшебный замок — недремлющего великана среди гор. Хогвартс притягивал к себе своих выпускников, вливал в них силу, когда те в ней нуждались. А Регулус нуждался. Он так устал бежать от одиночества и цепляться за любого, кто готов был дать ему хотя бы крупицу тепла, что сбился с собственного пути. Хогвартс был последней точкой на карте, после него Регулус потерял под ногами тропу.

Он зачерпнул снег в ладонь и скатал шарик. Кожу покалывало. Каким образом лёд может жечь?

— Эй, кто-нибудь! Кто-нибудь, — настойчивый жалобный голос звенел в полумраке, отражаясь от обмёрзших стен домов.

Блэк ещё раз взглянул на башни школы, отряхнул ладони и направился на поиски того, кто столь настойчиво звал.

Деревня была освещена неровно. На окраине даже не все фонари горели, а за заборами и облепленными снегом кустарниками вообще нельзя было что-то разобрать, не приблизившись вплотную.

Регулус ощутил знакомый порыв ветра. Неясная тень метнулась навстречу.

— Парень, иди туда. Пожалуйста. Посмотри на калитку. На открытую калитку… — у голоса не было тела, он просто висел в зимнем воздухе. Перле хотя бы мог сшибать с ног и греметь невидимыми башмаками.

Регулус направился именно туда, куда хотел «дух», открыл калитку шире и увидел чёрный силуэт на снегу, больше всего похожий на огромную рыбу, бьющуюся о сушу.

— Помоги ей, парень, помоги.

Это была женщина, вернее, старуха, которая не могла подняться — ей не за что было ухватиться. Регулус поспешил к ней на выручку. Она закряхтела, встав на ноги.

— Спасибо, — выдохнула, точно каркнула.

Ведьма из сказки — ей Богу!

— Я уж думала, не поднимусь. Это раньше я могла и за фонарником угнаться, а сейчас едва до ворот дохожу.

— Вы живёте одна? — спросил Регулус, окинув взглядом её дом с кособокой крышей.

— Здесь все говорят, что моя внучка Берта сбежала в Албанию, влюбившись в какого-то вампира, но ты им не верь. Глупые слухи! Только представьте! Сбежала. Чушь! Её убили. Я знаю, чувствую. Бедная моя Берта…

Тело старухи заходило ходуном, и Регулус испугался, что она снова рухнет, так и не добравшись до крыльца.

— Идёмте, я помогу вам, — предложил он, придерживая пожилую колдунью за руку. Она так походила на Батильду — несчастного историка, которого Регулус не смог уберечь когда-то в Мунго.

— Палочку подбери. Она к ступеньке укатилась, — прокомментировал «дух», напомнив о себе. — Кому я это говорю? Ты всё равно в снегу не увидишь.

Регулус наклонился и поднял волшебную палочку своей спутницы.

— Да ты никак меня слышишь! — голос раздался прямо над ухом Блэка, отпирающего дверь. — Вот так номер!

Регулус старался абстрагироваться от голоса, сквозившего из пустоты. Он зарёкся беседовать с покойными.

Миссис Джоркинс (по крайней мере, так представилась старушка) не желала отпускать его без благодарности и пообещала угостить рождественским пряным элем. Оказавшись в её доме, Регулус мог охарактеризовать увиденное только одним словом — запустение. Старость не щадит никого, волшебники — не исключение. Женщина плохо видела, поэтому попросту не замечала паутину и плесень, собравшуюся в углах, пыль, тонкой плёнкой въевшуюся в выцветшие обои. А вот на рамках со вставленными в них колдографиями не было ни пылинки. Хозяйка часто брала их в руки и ухаживала по мере сил. В коридоре висела карта Албании.

— Там живёт моя сестра, — сказала миссис Джоркинс, когда Блэк остановился напротив карты, и прошаркала на кухню. — Берта поехала её навестить и по дороге пропала, но вампир тут ни при чём. Нет!

Увидев, как трясутся её руки, Регулус положил подобранную волшебную палочку на кухонный стол и сам открыл бутылку, на которую ему указали. Он виртуозно вытащил пробку на зависть мсье Делакуру и вдохнул аромат эля. Пахло, к его удивлению, замечательно.

Миссис Джоркинс в изнеможении опустилась на стул, но широко улыбнулась.

— С мякотью печёных яблок. Мне тоже плесни, дружок. Сегодня ты мой гость. Видит Мерлин, сейчас живые навещают меня редко.

Найти чистые стаканы в тёмной крохотной кухоньке было сродни подвигу, но Блэк его совершил. Регулус проследил за тем, чтобы хозяйка дома не поперхнулась, когда поднесла стакан с элем к губам и сделала маленький глоток.

— А мёртвые, выходит, навещают частенько? — спросил Регулус, гадая, где притаился невидимый слушатель.

— Это она не про меня, — тот тут же подал голос со стороны печки.

— Каждую ночь снятся, — ответствовала волшебница. — И моя Берта. Так что я точно знаю, что она не сбежала с неизвестным упырём, как какая-то падшая женщина!

— У Берты был талант притягивать неприятности, — сочувственно откликнулся безымянный голос. — И память что решето.

Берте, судя по снимкам на пыльной каминной полке, было около сорока. Она работала в Министерстве магии, но часто меняла отделы, так как цвет мантий на колдографиях разнился. Что неудивительно, ведь вид у этой Берты был слегка не от мира сего. Но это не отменяло того, что новая знакомая Регулуса невероятно её любила и горевала по ней в одиночестве. В самом настоящем одиночестве, а не в том, что выстроил он себе сам. Кому есть дело до бедной старухи, запертой в доме, словно в храме имени пропавшей внучки? Регулуса затопила жалость к этой женщине. Он посидел с ней около получаса, нахваливая её эль и выслушивая забавные истории из жизни. Миссис Джоркинс была в своём уме, несмотря на почтенный возраст в сто девяносто три года, а вот память её подводила. Она забывала пить выписанное ей зелье, как подсказал «дух», а без него её одолевали тремор и одышка.