Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6
— Этим же курьерским поездом к нам в Москву прибудет… — тут начальник сделал паузу и медленно обвел всех тяжелым взглядом, — прибудет товарищ министра внутренних дел.
Он не назвал фамилии, но все понимали, что речь идет о генерал-майоре Курлове, том самом, который расстрелял мирную демонстрацию в Минске, сместил с должностей больше дюжины жандармских полковников за неспособность, навел самые строгие порядки в тюрьмах и вообще отличался крутым нравом.
— Так что, господа, — закончил начальник, — вы сами понимаете, что надо быть готовыми к любой неожиданности. И боже вас упаси, — он воздел к потолку указательный перст, — боже вас упаси не только спать, но и дремать все эти дни и ночи. Неукоснительно требую бдеть, бдеть и бдеть — неустанно и неусыпно.
Сколько раз слышал эту фразу Пересветов и всегда удивлялся — неужели начальник не понимает, что слова эти по-глупому смешны. Но сидящие рядом подчиненные не допускали и тени улыбки.
С места поднялся Воеводин. Ах, как ненавидел сейчас Пересветов этого выхоленного, с подвижным, выразительным лицом выскочку! Ему предстояло подробно осветить обстановку в городе. Но о чем он говорил — о ничтожных пустяках! 27 июня, видите ли, от неизвестной причины, а скорее всего из-за халатности на заводе русского электрического общества «Вестингауз» случился пожар. Рабочие в поджоге не замечены, подстрекательства к забастовке не было, пожар ликвидирован, и завод уже работает, о чем сообщено в газете «Раннее утро».
Пересветов улыбался Воеводину, а сам думал: «Тупица, ничего ты не знаешь…» А тот уже перешел к изложению данных, почерпнутых из журналов наблюдений за поднадзорными. Но и здесь ничего значительного доложить не смог. В Бутырском районе, например, в конце мая были взяты под наблюдение лица, подозрительно себя ведшие в здании судебных установлений во время разбирательства дела Веденяпина. Выяснено, что они вознамерились организовать побег (Пересветов внутренне напрягся, внешне оставаясь спокойным), но благодаря принятым мерам побег не состоялся. Однако поднадзорные скрылись.
Пересветов вновь откинулся на спинку стула и облегченно усмехнулся, но тут же опять напрягся — начальник начал рассказывать подробности побега пяти арестованных из серпуховской тюрьмы.
— Бежали самым вульгарным образом! — восклицал он, расхаживая вдоль стола и взмахивая то одной, то другой рукой. — Подпилили решетку и связали часового. Даже, говорят, записку оставили: «Ротозеи — ау! Встретимся в аду!» Представляете, какой разнос учинит товарищ министра?
Все, конечно, представляли и грустно потупились, а начальник тяжело перевел дух, озираясь, вернулся на место, сел и тихо произнес:
— Но у нас… у нас чтоб — ни боже мой! Бдеть, бдеть и бдеть — неустанно и неусыпно!
Именно в эту минуту у Пересветова и созрел план дальнейших действий. Вернувшись в отделение, он прошел к себе, переоделся в один из трех своих штатских костюмов, не забыв припрятать пистолет, вызвал вахмистра и что-то долго растолковывал ему.
Проходя мимо дежурного, он хотел озорно повторить «афоризм» начальника: «Бдеть!» — но расхохотался, сказал сквозь смех:
— Глядеть в оба! — и молодцеватой походкой вышел через запасную дверь.
— Наш-то, гляди, какой орел, — сказал дежурный с нотками восхищения в голосе. — Скоро ночь, а он, на тебе, на дела собрался.
— Боевой, — согласился вахмистр. — Мне из-за него всю ноченьку у телефона сидеть. А у своих нынче гулянка…
…На Воловьей улице, что у Калитниковского рынка, Пересветов тихонько подозвал городового, показал документ и приказал отвести себя к дворнику дома № 133.
Дворник-татарин жил в подвале и, на счастье, был в своей комнатенке один. На вопрос, где жена и дети, ответил:
— Под Казань уехал. Мулла долг платил.
— Жильца из пятнадцатой квартиры знаешь?
— Видал маленько.
— Вызови его в коридор и передай записку. Ясно? Да чтоб ни одна собака не знала.
Дворник, что-то бормоча не по-русски, ушел.
Городовой, покашливая, мялся у двери.
— А ты, братец, ступай к воротам. Дело у меня серьезное, так что будь начеку.
Оставшись один, Пересветов, окинув взглядом убогую обстановку дворницкой, принялся ждать.
Вскоре в подвальном коридоре послышались гулкие шаги.
Татарин в приоткрытую дверь всунул голову, кивнул Пересветову и пропустил мимо себя молодого человека. Его слегка помятое сном лицо выражало недоумение.
— Оставь нас, — сказал Пересветов татарину, а молодому человеку приветливо кивнул.
— Что это вы задумали? — недовольным тоном сказал тот, — К чему маскарад? Неожиданный вызов… В чем дело?
— Изволили спать? — ехидно спросил пристав, указывая на табурет… — Прошу. Разговор будет серьезный.
Он внимательно осмотрел собеседника — молодое, с румянцем лицо, над высоким лбом причудливая башенка из вьющихся каштановых волос, маленькие, кокетливо подкрученные усики. Да, ничего не скажешь — красавец. Никому бы и в голову не пришло, что этот баловень судьбы вот уже второй год состоял на тайной службе в охранке.
А кто, спрашивается, завербовал его? Опять же он, Пересветов. Накрыл подлеца почти случайно со взрывчатыми веществами, оружием и противоправительственной литературой.
На основании статьи семнадцатой положения об усиленной охране арестованному грозил военно-окружной суд и каторга… Кроме того, можно было без труда приписать еще и другие статьи уголовного уложения, и тогда…
В общем насмерть запуганный красавчик на пятый же день допросов выдал товарищей и подписал все, что от него требовал Пересветов.
— Как дела с побегом? — спросил Пересветов так, как будто спрашивал о здоровье.
— Все идет по плану. Одежду, документы и деньги доставили в камеру. Зураб очень осторожен — опять сменил квартиру.
— Знаю.
— Сейчас он связывается с другими группами (Пересветов насторожился), чтобы те помогли укрыть бежавших. Одним нам это просто не под силу.
— Понимаю… — в раздумье произнес Пересветов, встал и, с каждой минутой все больше и больше воодушевляясь, начал излагать план дальнейших действий. — Надо осуществить побег в ночь на второе, так как утром приезжает Курлов. Вы понимаете, какой это будет эффект! Генерал получит подробный доклад. Вас представят ему. А это, сами понимаете, удается не всегда.
Все это Пересветов говорил с жаром, проникновенно, по-отечески ласково глядя на агента. Ему и в самом деле от всей души хотелось показать этому еще совсем молодому человеку свое расположение.
И агент поверил. Настороженность и недоверие в глазах исчезли.
