М Фоменко - Громовая стрела. Забытая палеонтологическая фантастика. Том VII
Мой верный боцман только покрутил головой.
Так этот разговор и закончился.
Утром следующего дня, убедившись, что все в порядке, я распорядился начинать работы.
Хотелось мне самому понаблюдать, как будут управляться мои водолазы, и вместе с первой парой спустился на дно и сам я.
Ну, поглядел я на то, как они начали ломами и зубилами выламывать бока у злополучной «Джессики», чтобы образовать широкое входное отверстие прямо со дна в трюм: так было бы легче пробираться туда, где лежали раковины. Палуба-то уж больно изуродована: исковерканные железные штанги, снасти, обломки досок палубы, какие-то переборки, все это громоздилось на палубе, образуя своего рода паутину.
Правда, расчистить всю эту рухлядь не мудрая штука. В крайнем случае подложил парочку динамитных патронов, и дело в шляпе.
Но зачем рвать судно динамитом, когда, повторяю, в трюм гораздо легче проникнуть сбоку? А в боку у «Джессики» было столько дыр, что казалось, будто кто-то из парохода хотел настоящее решето соорудить!
Поработали под моим наблюдением водолазы целый час.
Никто работе не мешал, и шла она отлично.
Воздушные насосы работали преисправно, недостатка в воздухе мы не испытывали. Давление пластов воды, правда, давало себя знать: хоть и лежала «Джессика» на сравнительно мелко месте, так, что если бы уцелели ее мачты, то, пожалуй, торчали бы они из воды, но все же, когда работаешь и на глубине всего десяти-двенадцати сажен, давление воды чувствительно. И будь я трижды, даже три с тремя четвертями раз проклят, если я когда-нибудь выберу для себя ремесло водолаза, хотя хороший водолаз умудряется зарабатывать лучше иного капитана!
После часовой работы мы все трое поднялись на палубу тут же стоявшей «Сузи», чтобы отдохнуть. А тем временем на дно отправилась вторая смена, то есть свежая пара уже заранее приготовившихся водолазов.
Я, признаться, несколько устал, и потому, только сняв с себя скафандр, выпил глоток грогу для подкрепления и освежения, и лег в своей каюте вздремнуть часок, доверив надзор за судном боцману.
Не могу сказать, долго ли я продремал. Должно быть, не так уж долго: с полчаса, не больше.
Как вдруг неистовый стук в двери моей каюты разбудил меня.
— Отворите, капитан! — слышу я крик.
— Это ты, Перазич? Что нужно? Случилось что?
— Да с водолазами, капитан, неладно.
Я моментально выскочил на палубу, чтобы узнать, в чем дело. Вижу, оба водолаза из второй смены, тут же вытащили их, значит. Один лежит пластом, и матросы поливают его голову водой. А другой сидит на скамейке. Шлем с него снят: отвинтили матросы и поставили тут же, на скамье. А он, водолаз, сидит, лицо у него бледное, глаза круглые, нижняя челюсть отвисла. И все вздрагивает.
— Что случилось? — спрашиваю его я.
— М-м-м-м…
Только и заговорил он, когда я закатал ему порядочную порцию виски. Да и то сначала виски попросту изо рта вылилось, словно у него не рот был, а дырявое решето.
И только при второй порции сообразил парень, что не морскую воду ему льют в глотку, а прости, Господи, виски по полтора доллара бутылка!
Ну, оправился он, а тем временем и тот, первый водолаз, которого матросы водой поливали, словно он горел, а они пожар тушили, тоже очнулся. Накатали и его чем-то подкрепляющим и освежающим.
Разогнал я матросов, чтобы не толклись около водолазов. Спрашиваю:
— Ну? Что случилось? Акулы, что ли? Или наткнулись на трупы внутри судна?
Надо вам заметить, подлая это штука, трупы утопленников. Сам я знаю одного водолаза, который как-то вошел в каюту затонувшего судна, где было штук двадцать утопленников.
Так когда водолаза вытащили, у него из черных волосы в белые превратились, и сам он сразу лет на двадцать постарел. Такую красивую, знаете, картинку увидел в каюте, полной мертвецов.
— Нет, какой?! — отвечает мне один из водолазов. — Ни акул, ни трупов я не видел!
— Тогда чего перетрусили? Или, может, не перетрусили вовсе, а просто-напросто воздушный насос стал плохо действовать, воздуху не хватало? Говорите же!
Переглядываются мои водолазы смущенно. Словно спрашивают друг друга, что говорить.
Дал я им еще по глотку виски, чтобы развязать языки, понукаю:
— Выкладывайте, что случилось? Уж не на спрута ли наткнулись?
Всякий знает, что любой водолаз боится спрута или осьминога больше, чем любой, даже самой гигантской, акулы.
Попробуйте уверять людей, что гигантские спруты существуют только в фантазии писателей да в россказнях ушедших от моря на берег, в чистую отставку моряков, любящих поморочить голову ближним!
Я не отрицаю, упаси меня Бог, что существуют спруты, или кальмары, или осьминоги, назовите, как хотите, весьма солидных размеров. Но…
Существуют лотереи, в которых имеется выигрыш в миллион? Существуют!
Выигрывает кто-нибудь и первый приз?
Выигрывает!
Но бывает ли это часто, джентльмены?
На три миллиона билетов один с первым призом! Таковы, приблизительно, и шансы наткнуться на спрута больших размеров, на спрута, опасного для человека.
На мой вопрос, не наткнулись ли водолазы на такое чудовище, я получил тот же отрицательный ответ. Или, правильнее сказать, какое-то отрицательное мычание да постукивание зубами.
— Так в чем же дело, наконец? Чего вы, дьяволы, тревогу подняли? Почему дали сигнал, чтобы вас вытаскивали наружу? И почему вы перетрусили, как… Как щенки?
Добиться ответа удалось далеко не так легко и скоро. И самый ответ отличался крайней неопределенностью.
Оба водолаза, работая, увидели что-то.
Это было ясно установлено.
Но что именно они увидели, это, хоть убей, не выяснялось!
По словам одного, ему показалось, словно из недр моря в нескольких десятках сажен от остова затонувшей «Джессики» начала вырастать странной формы гора.
Этого было достаточно, чтобы у него мозги перевернулись, и он дал сигнал:
— Поднимай!
Другой замешкался. «Гору» видел и он, но, по его уверепиям, эта гора плыла над морским дном, приближаясь к пароходу, и у горы была шея, длинная, цилиндрическая, и была голова, напоминавшая голову верблюда, что ли.
— Пьяны вы были оба! — крикнул я раздраженно на водолазов.
— Да нет же! — отозвался одни из них. — Ни капли во рту не было!
— Врешь, как… как коммивояжер! Ну-ка дыхни на меня!
Парень дыхнул, и все присутствующие расхохотались: спиртом от него разило на полверсты.
И самого его удивило это обстоятельство.
— Побожусь, — говорит, — что вовсе не пил я! Сам не понимаю, почему теперь от меня спиртом несет! — твердит он, забывая, что мы только что накачивали его виски, приводя в сознание.
