Ник Майер - Факир

С первого же дня молодая девушка заметила настойчивость, с которой странный клерик смотрел на нее и мистера Токсона, и так как настойчивость увеличивалась с каждым разом, то Дебора, спускаясь к столу, ощущала непонятное беспокойство от присутствия вегетарианца. Это было даже более, чем беспокойство, – почти отвращение.

Она несколько раз пыталась отвлечь от него свое внимание, убедить себя, что это обман чувств, но безуспешно: глаза клерика, взгляд которых она угадывала за стеклами его очков, преследовали ее.

Но было гораздо хуже встретить своего преследователя в коридоре, в который выходили каюты.

Однажды, открыв дверь к себе в каюту днем, она почувствовала, что ей стало жутко, когда заметила клерика посреди ее комнаты. Он стоял, повернувшись спиной к двери и устремив взоры на ящик, который мистер Токсон поместил на самой нижней из трех коек.Слыша, как вошла мисс Дебора, он обернулся, видимо, смущенный.

– Простите, я ошибся, сказал он, слегка задевая Дебору, отступившую, чтобы дать ему дорогу.

У него был небольшой иностранный акцент. Почему эти немногие и при том незначительные слова заставили вздрогнуть молодую девушку? Почему его прикосновение, едва ощутимое, повергло ее в невыразимый ужас?

Сначала Дебора хотела предупредить отца, но, подумав, решила ничего ему не говорить. Ей не хотелось тревожить и без того, как ей казалось, потрясенный мозг мистера Токсона.

Однако, так как она не имела мужества находиться за одним столом с клериком, то объявила своему отцу, что морская болезнь начинает действовать на нее так же, как и на других пассажиров, и под этим предлогом отказалась спускаться в столовую.

В первый же вечер, сидя в своей каюте перед чашкой чая, принесенного ей горничной, она просматривала список пассажиров, составленный и отпечатанный на превосходной бумаге администрацией парохода.

В этом списке было только одно имя, подходившее к клерику, и этим именем, без сомнения, обладал человек с черной шелковой повязкой.

Мистер Иеремия Скидэм, викарий Цинциннати.

Деборе не было знакомо это имя и она никогда не бывала в Цинциннати.

Кто же был этот незнакомец? И почему он так настойчиво преследовал ее и ее отца?

Все-таки с этих пор она избегала показываться не только в столовой, но даже на палубе в часы, – впрочем, довольно редкие, вследствие всеобщей морской болезни, – когда пассажиры имели обыкновение там гулять.

Она не хотела подвергать себя встрече с клериком и проводила целый день, запершись в своей каюте, прислушиваясь к завыванию ветра и раскатам грома, иногда вздрагивая, если яростные волны потрясали до самого основания судно, ударяясь с силой в борт и производя треск такелажа.Узкое окно, пропускавшее немного света в каюту, было весь день завинчено, потому что, в противном случае, через него в каюту устремились бы потоки воды.

И время при свете электрической лампы, медленно тянулось для мисс Деборы.

Впрочем у нее нашлось занятие, помогавшее коротать эти длинные часы.

Мужественная девушка везла с собой грамматику и элементарное руководство для изучения самого распространенного на юге Индии наречия тамул.

С того времени, как Пензоне указал ей на намерение мистера Токсона отправиться путешествовать в Индию, она купила эти книги, твердо намереваясь проштудировать их; и она продолжала свои занятия на борту «Лаконии».

Замечательно способная к изучению языков, как и большая часть ее соотечественников, она приобрела уже некоторые сведения из синтаксиса и превосходно произносила несколько фраз из разговорной речи.

Эта трудная работа была, возможно, совершенно излишней, потому что громадное число индусов бегло говорит по-английски, но не могла же она ожидать того или другого неожиданного случая, при котором она поздравила бы себя с тем, что проявила эту предосторожность?

Только вечером, в обеденное время, она рисковала выйти и подышать немного свежим воздухом. В это время верхняя палуба была всегда пуста.

Сильный ветер леденил ее лицо, волосы, выбившись из-под шпилек, покрывались инеем, однако она продолжала стоять, и иногда очень долго, как-бы смеясь над яростными порывами бури в своем плотном ватерпруфе.

Кроме того, она предпочитала не входить в каюту, если там дремал или просто отдыхал мистер Токсон; она избегала разговоров с отцом, настолько боялась выдать свои опасения.

Как страшны были волны в ту ночь, которую она провела на палубе судна, несшегося по разъяренной стихии!Огромная сирена на грот-мачте не переставала звучать своим унылым тоном. Казалось, что «Лакония», преследуемая неумолимым роком, взывала к небесам своим металлическим голосом, полным страдания и ужаса!

Наконец, буря стихла. Море стало по-прежнему спокойным. Пассажиры и экипаж могли свободно вздохнуть и надеяться, что легко пройдут то небольшое расстояние, которое отделяло их от Ливерпуля. Действительно, они находились всего в нескольких милях от юго-западных берегов Ирландии и, по всей вероятности, не замедлят увидеть землю.

Но одно происшествие, вначале казавшееся довольно незначительным, внезапно разразилоси и затянуло на некоторое время этот несчастливый переезд.

«Лакония» под постоянным действием бури понесла некоторые повреждения. Прежде всего заметили, что она не так, как обычно, слушается руля; вскоре открылась течь: в верхней точке прикрепления руля оказалась пробоина, на несколько дюймов ниже ватерлинии.

Повреждение было такого рода, что пароход, превосходно оснащенный, каким и была «Лакония», мог своими средствами поправить его и, следовательно, не было необходимости прибегать к буксировке, всегда затруднительной, нескольких встречных судов. Двух-трех часов было достаточно, чтобы поправить руль. Но так как наступила ночь, а для работ необходим был дневной свет, то решено было на следующий день приступить к починке парохода.

Отдали команду бросить якоря и зажечь условные огни. По приказанию капитана, была спущена за кормой, возможно ближе к рулю, маленькая шлюпка, чтобы на завтра, с самого раннего утра, не теряя ни минуты, водолазы парохода могли приступить к своей работе.

III

Настала ночь, и пассажиры, один за другим, спустились в свои каюты, чтобы отдохнуть спокойно хоть несколько часов после четырехдневной бессонницы. Экипаж тоже спустился в свое помещение. За судно, прочно укрепленное на якорях, опасаться было нечего и капитан, едва державшийся на ногах, мог тоже подумать о своем отдыхе. Вахтенных матросов было достаточно, чтобы следить за безопасностью парохода.