Эжен Сю - Плик и Плок
— Вам Небо вдохнуло эту мысль, благодарение ему, Яго, — сказал капитан.
— Как ты счастлив, товарищ Яго! — подхватил Альварец, ударив его дружески по плечу. — Клянусь, прекрасный для тебя случай попасть в офицеры. Почему я не на твоем месте! Какую славу ты пожнешь, исполнив свое отважное предприятие! Взять проклятого абордажем!!! Твой портрет станут продавать на улицах Кадикса, и тебя воспоют на площади Святого Антонио. Блаженный смертный! — И, посвистывая со спокойным видом, он пошел к трапу, ведущему в трюм.
— Но, — вскричал несчастный Яго, трепещущий и смущенный, — я не сказал, что я...
— Вам удобнее будет атаковать проклятого с штирборта, мой сын, — сказал важно канонир Перес. — Бакборт приносит несчастье, и вот что вероятно с вами случится: вы приблизитесь к борту судна, по вам станут стрелять. Вы причалите, с высоты реев бросят на вас гроздь ядер, которые потопят вашу шлюпку... Очень хорошо, приятель. Тогда с ловкостью, какой должны обладать, вы с вашими людьми постараетесь ухватиться за лестницы, за все, что будет у вас под руками... Прекрасно, приятель. Но вот что лучше всего, клянусь всеми Святыми рая! В то время, как вы будете цепляться за бортовые перила, ростер вдруг откроется, и вы окажетесь нос к носу перед двенадцатью разинутыми мушкетонами, заряженными по самое дуло пулями, гвоздями, кусками железа, которые, можете себе представить, произведут адский огонь и поубивают, по крайней мере, три четверти из вашей команды. Тогда остальные — если останутся, — влезают проворно, как дикие кошки, на абордаж с кинжалами в зубах и пистолетами в руках; дерутся с отчаянием, убивают, умирают; ...но все-таки за то приобретают славу. Клянусь Скорбями Богородицы! Сожалею, что я не на вашем месте. О! как сожалею, что не на вашем месте, мой сын! — повторил он с шумным вздохом, исчезая между тем довольно поспешно в кубрик.
— Но, Пресвятая Дева! — вскричал Яго, покушавшийся двадцать раз прервать канонира Переса. — Божусь терновым венцом Господа! я подал этот совет не с тем, чтобы исполнить его самому; и так как нашлись на мое место...
— Нет, Яго, — возразил храбрый Массарео, — это будет несправедливость; это поручение принадлежит вам по праву, и останется за вами. Да, Яго, за вами; к чему эта излишняя уступчивость?
— Вы посеяли, вы должны и пожать, — прибавил другой.
— Конечно, потребуется много мужества, хладнокровия, ловкости и счастья, особенно для приведения к концу столь опасного предприятия; но с помощью Бога и вашего матрона, Яго, вы совершите это с честью; если же нет, то умрете смертью храбрых, что не каждому дано в удел. Ступайте же, сын мой, отличайтесь, Бог и ваш начальник на вас смотрят, — сказал капитан.
— Но, клянусь Святыми всех часовен Кадикского собора, — вскричал Яго, бледный от страха и гнева, — я хочу сию же минуту...
— Мне остается только похвалить такое нетерпение, Яго. Я сейчас отдам нужные приказания для вооружения шлюпки. Вы ни в чем не будете иметь недостатка: ни в кинжалах, ни в топорах, ни в абордажных копьях, ни в мушкетах, ни в пулях разного калибра, ни в малых картечных зарядах. Будьте покойны, сын мой, я пекусь о вас с заботливостью отца. Полно же, полно, умерьте этот жар, и как истинный испанец думайте о Боге, о короле и о вашей любезной, если она у вас есть. Вообразите, как велика будет ее радость, когда она увидит вас по возвращении умирающим, покрытым ранами, и когда толпа станет восклицать, окружая вас: «Это он, это победитель Хитана! Это храбрый Яго!» Ах, сын мой, если б моя обязанность не удерживала меня на корабле!.. Жизнью клянусь! не вам бы досталось это поручение. Нет, божусь Святым Иаковом! не вам бы оно досталось!
И он хотел отправиться туда же, куда скрылись прочие члены совета, но Яго удержал его за руку, вскричав:
— Нет, капитан! Нет! Я лучше соглашусь стоять в церкви в моей шапке, не преклонять колен перед Святым Таинством, не молиться по четкам, чем плыть на эту окаянную тартану, на это судно, где поселился Сатана со всем своим причетом; и к тому же, — прибавил он с уверенностью, убежденный в неопровержимости довода, — к тому же моя религия запрещает мне прикасаться к оглашенным и безбожникам.
— Кто вам говорит об этом, сын мой? — сказал капитан, крестясь. — Я слишком усердный христианин и слишком забочусь о спасении тела и души моих матросов, чтобы подвергать их такому греху.
— Да, да, капитан, именно, заботьтесь особенно о спасении тела, понимаете? тела ваших моряков, это вещь важная, — сказал Яго, немного ободренный.
— Сын мой, — возразил капитан, — вы меня не поняли; я вовсе не требую от вас, чтобы вы задушили нечестивца собственными руками. Пресвятая Дева! Нет, одна мысль об этом прикосновении заставляет меня трепетать от ужаса; но пуля вашего мушкета или клинок вашего кинжала предохранят ваши христианские руки от этого осквернения!
Яго, раздосадованный еще более на сделанный им промах, вскричал:
— Нет! Ни железо, ни свинец, ни я, не сразят этого отступника. Нет, я не еду к судну, клянусь тысячей язв Святого Юлиана! нет, я не еду! — прибавил он, стукнув сильно ногой.
— Друг мой, Яго, — возразил хладнокровно капитан, — ведь я имею право на жизнь и смерть каждого из людей моего экипажа, который возмущается и не хочет исполнять моих приказаний.
Сказав это, он указал Яго на пару пистолетов, лежавших на шпиле.
Это был страшный выбор. Яго счел за лучшее пойти на абордаж и спустился на приготовленную ему шлюпку с грустным самоотвержением человека, ведомого на казнь.
Удаляясь от люгера, несчастный Яго, вспоминая советы и предсказания канонира, которые страх врезал у него в уме, ожидал каждую минуту внезапной мушкетной пальбы.
Однако он приплыл к стороне тартаны, и ни одного выстрела не было сделано с нее.
Тогда, забросив причальный канат, он предоставил Богу душу; ибо по подробным топографическим указаниям канонира, в это самое время широкие дула мушкетонов должны были произвести адский огонь.
В ожидании он поцеловал свои четки, вскричав: «На колени, братья, смерть наша приходит!»
Десять человек, сопровождавшие его, пользуясь этим приказанием, без оглядки бросились на дно шлюпки.
Тишина, та же тишина. Ничего не слышно, ничего не видно... тот же огонь сверкал в каюте, заслоняемый по временам тенью, скрывавшей его своим движением.
Яго, немного ободренный, решился приподнять голову, но проворно опустил ее, услышав треск тартаны, потом поднял ее опять и не встретил ни мушкетонов, ни ростеров.
Ничто не придает столько уверенности, как миновавшая или выдержанная опасность; поэтому и Яго воспламенился мужественным жаром, оправился и полез на борт вместе со своими десятью подчиненными, которые одушевлялись его примером. Взойдя на палубу, они нашли там только обломки, разорванные ветром снасти, словом, беспорядок, обнаруживавший, что это судно жестоко пострадало от действий леванта. Но вдруг они услышали непонятный шум в кубрике.
