Остин Райт - Островитяния. Том первый
Хотя следующий дом тоже не подходил для проживания консула и вообще имел массу недостатков, он запомнился мне своим любопытным внешним обликом. Как и прочие дома, тянувшиеся вдоль городской стены, он примыкал к ней таким образом, что бойницы, которыми была прорезана стена, одновременно служили ему окнами. Дома были построены один над другим в два яруса. Дом, куда провел меня Эрн, составлял часть верхнего яруса, и перекинувшийся через узкую улочку мост со ступенями — часть общей системы воздушных путей — соединял его с домом напротив.
Эрн позвонил в колокольчик. Прошло довольно много времени, прежде чем на ступенях перехода показалась медленно шедшая нам навстречу женщина. На вид ей можно было дать лет шестьдесят; у нее были седые волосы и спокойное, ласковое лицо. Ее звали Лона; будучи владелицей обоих домов, она жила в нижнем, а верхний отдавала внаем. Мы объяснили, зачем пришли, и хозяйка провела нас внутрь. Нижний этаж состоял из четырех комнат и кухни, опрятной и светлой. Зато комнаты, обращенные на восток, упирались в городскую стену, так что окна их находились внутри глубоких ниш. Эрн неодобрительно покачал головой. Наверху была одна огромная, во всю длину этажа, комната, окна которой выходили на восток и на запад. В углу была отгорожена маленькая спальня. Из большой комнаты лестница вела на крышу. На нее-то мы и вышли, оказавшись в саду, пронизанном безмятежными лучами солнца.
На востоке отвесная поверхность стены спускалась к протекавшей далеко внизу реке. У противоположного берега стоял паром, а дальше, за рекой, расстилались на многие мили ровные участки фермерских наделов, доходивших до холмов, узкой полоской протянувшихся миль на десять от города. На западе взгляду открывались бесчисленные плоские кровли домов, на которых здесь и там ярко зеленели сады, и все это вместе — каменные стены, извилистые переходы, мостики — казалось огромной равниной, пока вы не замечали улиц, похожих на перпендикулярно пересекающиеся расселины.
— Слишком маленький дом, — сказал Эрн. — Допустим, что прислуга и ваш кабинет займут нижний этаж. Сами вы можете разместиться в большой комнате и там же устроить столовую. Но где тогда принимать гостей?
— Да и нижние комнаты, что выходят окнами на стену, темноваты, — добавил я.
— Слишком темные, — сказал Эрн.
— Приезжему будет сложно найти это место, да и консулу удобнее жить поближе к набережной или к деловым кварталам.
— Думаю, вряд ли этот дом подойдет.
— Да.
Итак, наши мнения полностью совпали.
— Но в общем, не будь я консулом, я бы здесь поселился. Место славное, — сказал я и после минутной паузы добавил: — Что-то в нем есть.
— И мне так кажется! — согласился Эрн, просветлев.
Выбор был сделан. Я снял дом. Последовал обмен любезностями. Договорились, что Лона будет мне готовить, таким образом одна комната освободится, а моего слугу она устроит у себя.
— Когда вы переедете? — спросила хозяйка.
— Сегодня в полдень! — ответил я.
И все же не могу сказать, чтобы я был очень доволен. Чувство напряженности, скованности вернулось, и я решил поскорей занять себя чем-нибудь.
С помощью расторопного Эрна я уже к шести часам полностью перебрался к себе. Мои пожитки доставили из гостиницы на ручной тележке, слуга должен был появиться завтра вечером. По пути я зашел в своеобразное островитянское учреждение, которое по-английски, наверное, можно было бы назвать «агентством», где мне обменяли деньги, где отныне мне предстояло делать покупки и где я договорился о том, чтобы мне доставляли корреспонденцию на дом.
На моих часах было семь. Я сидел в столовой у западного окна. Внизу Лона готовила ужин. День получился деловой, со множеством беготни. Солнце заглянуло в комнату, и вместе с ним повеял приятный теплый ветерок. Город погрузился в глубокий покой. Подо мной, футах в пятнадцати, лежали сады — цветущие кустарники, обсаженные самшитом и посыпанные гравием дорожки — и зелень их была так густа, что трудно было поверить, что под нею скрываются человеческие жилища. Из увитых виноградом каменных труб, расположенных вровень с моим окном, лениво тянулись к небу тонкие струйки дыма; время от времени ветер доносил в комнату его запах, то пряный, то смолистый, то едковатый, и даль колыхалась в легком мареве.
Наступали сумерки, и над ровной зеленью садов повисла синяя дымка. Казалось, что когда-то здесь было огромное озеро, из глубин которого возникли, тесно прижавшись друг к другу, квадраты и прямоугольники рукотворных островов. Плескавшаяся между ними вода ушла, оставив темные провалы, но царство садов, кроны деревьев, кустарник, цветочные клумбы, гравий дорожек, высокие стены, мосты и переходы повисли на уровне отступивших вод.
А надо мной раскинулся мой собственный сад. Острый запах горящих дров напоминал о деревне. Я почувствовал, что голоден… Однако, судя по комплекции, островитяне не страдали чрезмерным аппетитом.
Внезапно я ощутил, что дядя Джозеф где-то совсем рядом, и услышал его голос, прозвучавший так отчетливо, что мне стало не по себе.
— Джон, это неподходящее место для американского консула. Я неплохо провел время, добираясь сюда! О чем ты думаешь? Как ты не видишь, что вести дела здесь невозможно! А правительство платит тебе за то, чтобы ты…
Я взбежал на крышу, на крышу моего дома, в мой сад. Было уже прохладно, поднялся ветер, и солнце низко нависло над горизонтом. Аромат цветущих роз мешался с запахом дыма. Я шел вдоль обрамлявших стены розовых кустов. Здесь были вьющиеся розы, розы на подпорках, низкорослый дельфиниум с толстыми стеблями, гнувшимися под тяжестью темно-синих, со стальным отливом Цветов, и вечнозеленые кустарники, названия которых я не знал. Гравий хрустел под ногами. Кругом было так тихо, что невольно хотелось идти на цыпочках. Или все это мне снилось?
— Ланг! — коротко окликнул меня снизу голос Лоны.
Пожалуй, не следовало так уж поддаваться этому ощущению грез, ведь потом от него не так просто избавиться… Ужин подошел к концу. Столовая казалась огромной. Было совсем темно, и только ярко горела стоявшая на каминной полке маленькая свеча.
Мрак сгущался, и лежавший в тенях Город казался призрачным. В садах то здесь, то там загорались желтые огоньки, и тусклый отсвет поднимался снизу от уличных фонарей, но черные плоскости крыш скрывала тьма. Воздух пах уже не дымом, а надвигающейся вечерней сыростью, пропитанной обманчивым и тонким благоуханием цветов…
Это было похоже на сон, но сон страшный, не выпускающий из своих тесных объятий. Я зажег пять больших свечей и задернул толстые тускло-коричневые шторы.
