Робер Мерль - Остров
Минуту спустя Парсел почувствовал, что Тетаити просунул руку ему за спину, обнял его за левое плечо и прижался щекой к его щеке.
— Хорошо, — сказал он ему в ухо.
— Что? — крикнул Парсел.
Целый сноп молний вспыхнул перед носом лодки, и он зажмурил глаза.
— Кливер! Хорошо!
Тетаити тоже приходилось кричать во весь голос, но среди рева бури до Парсела долетал лишь слабый отзвук.
Парсел взглянул на кливер. И правда, он был хорош! Его не снесло и не разорвало. Их жизнь зависела от этого лоскутка, и он держался. Шлюпка неслась прямо в пасть урагана. Парсел почувствовал прилив надежды.
— Держится! — заорал он изо всех сил, повернувшись к Тетаити.
И Тетаити вдруг удивил Парсела. Он улыбнулся. В тени парусинового капюшона, прикрывавшего им головы, Парсел ясно разглядел его улыбку. «Какой он храбрый!» — подумал Парсел с благодарностью. Но в ту же минуту он вдруг понял, что такое медленное движение их не спасет. Не может спасти. Мало парусности, мало киля. Шлюпка двигается как краб — столько же вперед, сколько вбок. Если они будут идти таким ходом, они рискуют проскочить восточнее острова. Как он не подумал об этом раньше? Если их относит к востоку, значит следует держать к западу — надо лавировать. Идти короткими галсами. Чем чаще менять галсы, тем меньше опасности отклониться от острова.
— Тетаити! — закричал он.
Тетаити чуть отодвинулся и посмотрел на него.
— Надо делать… вот так! — заорал Парсел.
И зажав руль под коленом, он освободил левую руку и показал как надо лавировать. Тетаити кивнул головой и проревел:
— Я иду!
И тотчас, как будто обрадовавшись, что и он может действовать, Тетаити выскользнул из парусиновой будки и пополз на четвереньках, чтобы освободить шкот. Парсел переложил руль, и, к его великому облегчению, шлюпка послушно пошла на ветер. Великолепно! Если у нее достаточно хода, чтобы повернуть, значит она идет вперед.
Блеснула вспышка трепещущего света, и Парсел увидел Тетаити. Тот с трудом перетягивал шкот. Парсел подумал с тревогой: «Лишь бы шкот не оборвался!» На одну-две секунды он отпустил руль, чтобы ослабить напор ветра и помочь Тетаити.
Тетаити вернулся назад, весь залитый водой, похожий на призрак, макушка его странно фосфоресцировала в тусклом свете.
Парсел вытащил часы и дождался новой вспышки молнии, чтобы заметить время. Раз ничего не было видно, следовало хоть приблизительно отмечать, сколько продлится каждый галс. Десять минут на запад, шесть на восток. К западу можно идти дольше, так как это не отдаляет их от острова.
Они двигались, регулярно меняя галсы. Время шло, буря не разгуливалась, но и не ослабевала, они чувствовали себя жалкими, несчастными — вот и все… Пронизывающий холод, удары волн прямо в лицо, ослепительные вспышки, бешеная качка… Оставалось только ждать и терпеть. Лодку сильно заливало, и Парсел решил вычерпать воду. Они сменяли друг друга, и после получаса напряженной работы вода в лодке стояла на том же уровне, что и до начала шторма. Парсел повесил ведро, проскользнул под парус и сел рядом с Тетаити, а тот обнял его за плечо и прижался к нему щекой. Парсел вынул часы. Прошло уже четыре часа с тех пор, как они покинули остров.
Ему было невыносимо холодно. Руки посинели, и он слышал, как у него над ухом стучали зубы Тетаити. Он повернулся и крикнул:
— Иди… под крышу… пироги…
Тетаити отрицательно покачал головой. Молнии прекратились, и Парсел почувствовал невыразимое облегчение, когда перестал слышать раскаты грома. Хотя зюйд-вест дул с прежней силой и волны сталкивались вокруг, он в течение нескольких минут испытывал необыкновенное ощущение покоя и тишины. Но вскоре это ощущение исчезло, и он снова услышал свист ветра
Тетаити прижался губами к его уху.
— Нечего… поесть?
— Нет! — заорал Парсел.
В небе открылась щель, видимость немного улучшилась, но не больше, чем на один кабельтов. У Парсела заболели глаза, так напряженно он вглядывался в тучу, стараясь угадать очертания острова.
И вдруг его пронзил жестокий страх. А что если они уже проскочили остров? Если он остался позади? Если они с каждым галсом удаляются от него? Сердце его бешено забилось, и хотя он весь закоченел, на лбу у него выступил пот.
— Тетаити!
Вода с силой ударила ему в лицо и хлынула внутрь парусинового навеса. Когда Парселу удалось открыть глаза, он увидел, что Тетаити повернул к нему лицо. От холода оно словно вылиняло, но выражение оставалось твердым.
— Остров впереди?
— Впереди! — уверенно крикнул Тетаити.
— Почему?
— Впереди!
Тетаити открывал рот, но яростный порыв ветра относил в сторону слова, и Парсел ловил только обрывки фразы.
— Много… забот… в голове… живые!
Парсел перевел взгляд на кливер, выправил курс и снова уставился в полумрак. Хоть бы увидеть, что-нибудь увидеть сквозь туман! Человек должен бы обладать особым чутьем, чтобы угадывать дорогие сердцу места. Страшно подумать! Быть может, мы пройдем лишь в одном кабельтове от острова и навсегда потеряем его!
Парсел крепко сжал руку Тетаити. Он прав! Мы живы. Чего же больше! У белых слишком сильно развито представление о будущем. Не думать, принимать настоящее и гнать прочь тревогу!
Все снова потемнело. Парсел ясно увидел, как черная туча надвигается на них, и, словно ее предвестник, хлынул неудержимый дождь: он низвергался тесными вертикальными струями и бил их, как копья атакующей армии. Ливень обрушился на шлюпку с невероятной злобой, небо разверзлось, и капли яростно барабанили по палубе и по рубке, падая им на головы, словно тысячи иголок. Черный, как смола, мрак, густой и страшный, окутал все вокруг. Но это длилось недолго. Темный свод облаков вскоре немного посветлел, все стало серым, мглистым, и видимость расширилась до полукабельтова. В то же время на море появился белесый, мертвенный отсвет, зеленоватые провалы между валами казались зловещими и леденили кровь. Небосвод, нависший так низко, что при каждом взлете шлюпки на волну, казалось, касается форштевня, теперь распался на серо-зеленые тучи ядовитого оттенка. Верхушка мачты фосфоресцировала. И тут разразился ураган.
Молнии сверкали вокруг под громовые раскаты непередаваемой силы, озаряя шлюпку вспышками нестерпимо белого света и падали в волны; зловещие силуэты зеленых гребней вырезывались на черной воде. Молнии вспыхивали сотнями, сыпались огненным дождем, разнообразные, как в калейдоскопе, — мелькали ломаные стрелы, острые зигзаги, изогнутые линии, непонятные монограммы, тонкие паутины, огромные огненные шары — и оставляли на воде светящиеся следы, кровавые и пламенные полосы. Парсел дрожал не только от холода, но и от страха, а возле себя видел не просто серое, но помертвевшее, искаженное лицо Тетаити.
