Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
— Очень интересно, — заметил Миллер. — Ну и что из этого?
— А вот что. Немцы не будут терзаться угрызениями совести, если наши автоматы разнесут в клочья тридцать или сорок их лучших солдат. Это не беда и ничего не стоит, если сидишь где-то далеко, за тысячи миль отсюда, в тихом кабинете. Пусть-ка они подойдут еще метров на сто. Мы с Лукой начнем с центра, а ты с Андреа приберешь их с флангов.
— Не нравится мне такая работа, начальник, — пожаловался Миллер.
— Не думай, что мне нравится, убивать людей, которых заставили идти на верную смерть. — Спокойно ответил Мэллори. — Но если не мы их, так они нас, — он умолк и указал на Керос, мирно лежащий в золотистых лучах катящегося к западу солнца. — Вспомни о тех парнях, Дасти?
— Да помню я, помню, хватит агитации. — Миллер напялил шерстяную шапочку до самых бровей и холодным взглядом окинул склон, — Когда же начнется массовое избиение?.
— Еще сто метров, говорю тебе, — Мэллори опять взглянул вниз, в сторону берега, и довольно улыбнулся, найдя возможность переменить тему. — Никогда не видел, чтобы телеграфные столбы так быстро укорачивались, Дасти.
— Я ведь только повторил слова Луки, — смущенно оправдывался Миллер.
— Что тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Как перед Богом, майор. Этот американо все врет!
— Наверное, я несколько преувеличил, — великодушно признался Миллер, уставился на пушки и наморщил лоб. — Та, первая, это, конечно, миномет. А что за чертовщина вот тот обрубок?
— Тоже миномет, — пояснил Мэллори. — Пятиствольная штуковина. Очень вредная. «Небельверфер», или «Стонущий Микки». Воет, как потерянные души в аду. Все коленки превратит в желе, особенно ночью. 210-мм снаряды весом по 113 кг. Наверняка ударит осколочными минами. После него человека приходится собирать по кусочкам.
— Отлично, — гаркнул Миллер, — Подбодрите нас еще! — Но в душе он был очень благодарен новозеландцу, потому что тот отвлек его мысли от дела, которым сейчас предстояло заняться. — А почему они не пустят в дело эти штуковины?
— Погоди, еще придет срок, — заверил его Мэллори. — Едва мы откроем огонь и они обнаружат нас…
— Да поможет нам Бог, — пробормотал Миллер. — Так вы сказали, осколочные мины?.. — Он угрюмо замолчал.
— Приготовились, — тихо сказал Мэллори. — Надеюсь, среди наступающих нет нашего друга обер-лейтенанта Турцига. — Он достал бинокль и сразу изумленно замер: Андреа, перегнувшись через Луку, поймал его руку раньше, чем он поднес бинокль к глазам. — В чем дело, Андреа?
— Я бы не стал пользоваться биноклем, капитан. Он уже выдал нас однажды. Я долго думал и пришел к выводу, что мы себя больше ничем не могли выдать. Свет, отраженный от линз…
— Конечно, конечно! А я-то решил… Кто-то из нас был неосторожен. Да, больше ничего не могло произойти… Даже если блеснуло только однажды. Блик сразу засекли немцы… — Он умолк, что-то припоминая, и криво усмехнулся. — Это могло случиться со мной… Началось все именно в то время, когда я был на часах. У Панаиса бинокля нет… — он сокрушенно покачал головой. — Наверняка я был неосторожен.
— Не верю, — откровенно сказал Андреа. — Вы не могли совершить такую ошибку, капитан.
— Не только мог, но и совершил. Поговорим об этом позже… — Рваная цепь солдат уже достигла нижней границы почерневших и обугленных остатков рощи. — Они довольно близко подошли. Я беру на себя белый шлем в центре, Лука. — Еще не закончив фразы, он услышал, как все трое приготовили автоматы, и почувствовал: волна отвращения подкатила к горлу. Но голос прозвучал достаточно твердо и даже небрежно: — Ну, хорошо! Дадим им прикурить!
Последние слова его потонули в отрывистом говоре автоматов. Четыре автомата — два брена и два девятимиллиметровых шмайсера! Это был не бой — избиение. Беззащитные солдаты на склоне, изумленные, еще ничего не сообразившие. Они падали, как марионетки, выроненные сумасшедшим кукловодом. Некоторые замирали на месте, другие, нелепо раскинув руки и ноги, катились по склону, будто у них не было суставов, оседали на каменистую почву. Секунды три оставшиеся в живых были в растерянности. Наконец до них дошло все случившееся. Они в отчаянии бросались на землю, ища укрытия от потоков огня. И не находили его. Частая, отрывистая дробь автоматов одновременно оборвалась. Звук обрезало, как гильотиной. Неожиданная тишина была еще оглушительней и навязчивей, чем грохот стрельбы. Мэллори устроился поудобнее. Гравий резко скрипнул под подошвами его башмаков. Он посмотрел вправо. На Андреа с бесстрастным лицом, лишенным всякого выражения. На Луку, в глазах которого стояли слезы.
Услышал тихое бормотание слева и обернулся к Миллеру.
Дико и непрестанно ругаясь, янки колотил кулаком по острой щебенке.
— Что с тобой, Дасти? — Мэллори дотронулся до его руки.
Миллер искоса взглянул на него. Глаза янки оставались холодными и бездумными. Он не узнавал Мэллори. Потом рука его машинально потянулась за сигаретой.
— Я только мечтаю, начальник, — с притворной веселостью ответил он. — Только мечтаю. — Он тряхнул пачкой сигарет. — Хотите одну?. Попадись мне этот бесчеловечный ублюдок, пославший людей сюда, на этот холм, на верную смерть…
— Хорошо было бы увидеть его в прицеле автомата? — Улыбка Мэллори сразу исчезла, когда тот утвердительно кивнул головой.
— Да, это было бы здорово! — янки рискнул выглянуть из-за большого камня и снова укрылся за ним. — Человек восемьдесят все еще там, начальник, — доложил он. — Эти несчастные ублюдки прямо как страусы, хотят спрятаться за камни величиной с апельсин… Пусть живут?
— Пусть живут, — с усилием повторил Мэллори. Одна мысль об убийстве вызывала у него почти физическое отвращение. — Они не полезут сюда снова. — Неожиданно он умолк и стремительно распластался за камнем. Автоматная очередь прошила скалу над их головами и ушла вверх злым, воющим рикошетом.
— Ну что? Больше, значит, не полезут? — Миллер уже пристраивал шмайсер поудобнее, но Мэллори поймал его руку и дернул назад.
— Это не автоматчики. Слушай!
Еще одна очередь, потом еще, а потом они услышали дикую трескотню пулемета, ритмично прерывающуюся почти человеческими вздохами пуль, свистящих в воздухе.
Мэллори чувствовал, как шевелятся на голове волосы от потревоженного ими воздуха.
— «Шпандау». Если раз в жизни услышишь «шпандау», то уже не
