Маркус Кларк - Осужден пожизненно
– То есть как? Его бьют плетьми?
– Нет, но… он опасен, сударыня. Комендант…
– Вы отопрете мне дверь или нет, мистер Троук? Троук еще более смутился. Видно, (ему очень не хотелось отпирать дверь.
– Комендант отдал строгий приказ…
– Хотите, чтобы я пожаловалась на вас коменданту? – прикрикнула Сильвия с былой горячностью, вообразив, что тюремщики ради собственного удовольствия измываются над своей жертвой. – Сейчас же отворите дверь! Открывайте, ну!
На этот приказ Троук отворил дверь камеры справа от входа в тюрьму, пробурчав, что, мол, «это не его дело, и он надеется, что миссис Фрер сама расскажет капитану, как все произошло».
В камере было темно, и Сильвия, войдя, ничего не могла различить, кроме очертаний какой-то рамы, на которой было распластано нечто, похожее на тело человека. Сначала она подумала, что человек мертв, но он стонал. Ее глаза, привыкнув к темноте, постепенно стали различать отдельные орудия пытки. На полу лежала железная рама в шесть футов длины и два с половиной фута ширины с закругленными железными брусьями, укрепленными поперечно на расстоянии двенадцати дюймов один от другого. На этой раме был растянут тот человек, которого она искала. Голова его была на весу, за рамой. Если голова падала, кровь приливала, и он задыхался. Когда же он силился удержать голову, все его мускулы напрягались до боли. Лицо мученика побагровело, изо рта шла пена. Сильвия в ужасе вскрикнула:
– Это не наказание – это убийство! Чей приказ?
– Коменданта, – мрачно ответил Троук.
– Не верю! Отвяжите его!
– Не имею права, сударыня, – ответил Троук.
– Я вам приказываю, освободите его! Вы слышите?… Хейли! Где вы там?
Шум привлек в камеру нескольких надзирателей.
– Вы меня слышите? Вы знаете, кто я? Развяжите его, я вам приказываю!
В порыве сострадания она опустилась на колени возле дьявольского орудия, стараясь развязать веревки своими хрупкими пальцами.
– Негодяи, вы изуродовали его. Он умирает! На помощь! Вы его убили!
И в самом деле, увидев ангела милосердия, склонившегося над ним, услышав голос, который семь лет он слышал только во сне, арестант потерял сознание. Троук и Хейли, испугавшись ее гнева, выволокли раму поближе к свету и поспешно разрезали путы. Доуз скатился на пол, как бревно, прямо у ног госпожи Фрер. Троук грубо оттащил его в сторону и приказал принести воды. Сильвия, бледная от гнева, трепещущая от сострадания, повернулась к его мучителям:
– Сколько времени длилась эта пытка?
– Около часа, – ответил Троук.
– Ложь! – произнес в дверях суровый голос, – Пытка продолжается уже девять часов!
– Мерзавцы! – воскликнула Сильвия. – Вы за это еще ответите! О-о, боже! Мне дурно!..– Она прислонилась к стене. – Я… я…
Норт наблюдал за ней, его лицо выражало страдание, но он не двинулся с места.
– Мне дурно! – воскликнула она, не то с гневом, не то с отчаянием. – Мистер Норт, разве вы не видите? Уведите меня домой, уведите меня!
Она упала бы на тело замученного арестанта, если бы Норт не подхватил ее.
Очнувшись от обморока, Руфус Доуз увидел в свете солнечного луча, проникшего в окошко из коридора, женщину, пришедшую спасти его тело; она опиралась на руку священника, явившегося спасти его душу. С трудом встав на колени, он с хриплым криком протянул к ним руки… Возможно, этот жест вызвал в помутившейся памяти жены коменданта образ из далекого прошлого: какой-то очень похожий человек протягивает руки к перепуганной девочке. Сильвия вздрогнула и, откинув волосы со лба, устремила исполненный печали и тревоги взгляд в лицо этого человека, словно хотела прочесть в этих глазах разгадку своих навязчивых, призрачных видений. Возможно, она бы и заговорила с ним, если бы: не капеллан, который, опасаясь, что от волнения с ней может случиться истерика – как это случалось и прежде, – осторожно повел ее прочь. А Сильвия все не могла отвести глаз от двери камеры. Арестант увидел, как бледный от волнения священник медленно повел это нежное молодое создание из освещенного солнцем двора под мрачную сень тюремного свода, и руки его безжизненно упали, а предчувствие беды холодом сковало его сердце. На какую-то секунду, когда их поглотил мрак, Доузу почудилось, будто этот странный служитель божий вдруг обернулся служителем зла, готовым погубить свет и красоту прильнувшего к нему беспомощного существа. Мгновение – и они вышли из-под тюремной арки на свежий воздух, под чистое небо. Солнечные лучи позолотили их лица.
– Вы нездоровы? – спросил Норт. – У вас совсем больной вид. Вам плохо?
– Что это? – прошептала она, скорее отвечая собственным мыслям, нежели ему. – Что связывает меня с этим человеком? Какое событие? Какой страх? Какое воспоминание? Меня охватывает дрожь, мысли мои путаются и ускользают прочь, не давая ответа. Ах, эта тюрьма!
– Взгляните, мы вышли на солнечный свет.
Она провела рукой по лбу и глубоко вздохнула, как бы очнувшись от тяжкого сна. Вздрогнув, она вырвала свою руку из его руки.
Норт правильно понял этот жест, и кровь хлынула ему в лицо.
– Извините меня, но вы одна не дойдете, вы можете упасть. Я провожу вас до ворот.
Действительно, она упала бы, если б он не поддержал ее. Сильвия посмотрела на него, и печальный укор в ее глазах чуть не вынудил его признание, однако он опустил голову и промолчал. Когда они вошли в дом, он осторожно усадил ее в кресло.
– Теперь вы дома, сударыня, и я покидаю вас. Сильвия расплакалась.
– Мистер Норт, почему вы так говорите со мной? Что я сделала? Почему вы так меня ненавидите?
– Помилуйте! – воскликнул Норт, и губы его задрожали. – Нет, нет! Разве я могу ненавидеть вас? Я просто резок в выражениях, неучтив. Забудьте все это, забудьте также и меня…
Раздался цокот копыт по гравию, и минуту спустя в комнату влетел Морис Фрер.
Оказалось, что по дороге домой он встретил Троука, и тот сообщил ему об освобождении узника.
Взбешенный таким поведением жены, он усмотрел в этом умаление своей власти. Задетый тем, что она стала свидетельницей его подлой мести человеку, которого он так безжалостно обманул, и к тому же разогретый спиртным, Фрер примчался галопом домой, полный жестокой решимости восстановить незыблемость своих прав. Ослепленный яростью, он видел только жену не замечая капеллана.
– Какого дьявола! Как ты посмела вмешиваться в мои дела? Ты уже начинаешь самовольно освобождать преступников?! Ты…
– Капитан Фрер! – воскликнул Норт, выступая вперед и давая тем самым знать о присутствии постороннего.
Неожиданное вмешательство капеллана явилось новым ударом для Фрера, оскорблением его достоинства, насмешкой над его непререкаемой властью.
