Грифон - Николай Иванович Коротеев
— Там… — Алексей кивнул в сторону фонтана, — там на стойке лебедки остался буровой журнал.
Третяк всем телом подался к Алексею:
— С ума сошел! — воскликнул он громко, а потом, вобрав голову в плечи, зашипел, как гусак: — Что ж будет-то теперь? Кто ж нам поверит? На слово! Молчи, молчи, Михалыч! Не дай бог, Сашка узнает… Из зависти ведь может вякнуть. Сболтнуть, а там и прицепятся… Ой-ей-ей!
Алексей усмехнулся:
— Вот уж действительно «ой-ей-ей»! Сгорел журнал. Сгорели приборы, диаграммы…
— Попали мы… Як кура в ощип. А твоя эта… Гюльнара что говорит?
— «Что вы натворили, товарищ Субботин!» Вот как она сказала…
— А чего ты от бабы хочешь? — взъерепенился вдруг дядька Остап. — Чего ты хочешь? Она же первая не поверила! «Натворили»! Ишь как ловко. А если не мы натворили, а они напортачили? Тогда как? А? Тогда что?
— Комиссия все равно будет, — вяло отозвался Алексей. Ему было обидно и больно, что первый камень сомнения в их рабочую честность кинула именно Гюльнара. Может, сгоряча, необдуманно. Но кинула. Первая. «Ну и черт с тобой! — разозлился Алексей. — Давай выбирай камушки побольше, потяжелее. Теперь тебе после «натворили» осталось одно утверждать: высоких темпов бурения мы добивались лишь потому, что нарушали технологию. Ведь доказательств обратного — бурового журнала хотя бы — у нас нет! А авария, да еще какая! — налицо. Ну а то, что брали раствор на лабораторный анализ… Так, пока к нам подъедут, мы всегда сумеем поднять его удельный вес до нормы. На бугре стоим, и далеко нам видно идущую на буровую машину.
«На бугре стоим… Стояли!» — покачал головою бурильщик.
Лицо Третяка увяло: опустились уголки губ, словно отвис нос-барабулька, потускнели глаза.
— Сожрут тебя, Алексей, а мной закусят. Как это ты с журналом? Голову ж ты там, на лебедке, голову свою оставил. Добро б же, руку, ж ногу, а то — голову! Понимаешь?
— Я за Алты беспокоился. Ведь как шибануло! Думаю, сбило парня с мостка, швырнуло на трубы — и амба.
— За что ж на нас, бедных, все навалилось?
— И отбежал-то я сначала только лишь посмотреть: удастся Алты выбраться? Выбрался. А тут и огонь…
— А что инженер-то говорит? ПТО тут не в стороне. Планово-технический отдел. Им всем и карты в руки. ПТО — самое главное.
— Як инженеру с вопросами не лез. Да и что он может нам сказать?
— Спроси… Скажет… Мнение свое он должен иметь. Такое вот мнение. Это многое значит. Обязательно спроси, Михалыч.
— Подумает, в глухую защиту уходим. Хуже будет. Подождем, дядька Остап. Раньше хоть поторапливаться смысл был, а теперь спешить некуда. Понимаешь — не-ку-да, — дядька Остап.
— У дядьки Остапа это первая авария за двадцать лет беспорочной службы. Да и ладно бы, у меня. Ведь ты, мастер, на буровой был. Сам все смотрел. Не так разве? А? — Третяк зачем-то стал теребить мастера за рукав спецовки, словно разбудить старался.
— Давай вали! — Алексей поднялся с песка, отряхнул руки. — Я и один за всех драться буду.
Мухамед оттолкнулся от кузова машины и сделал шаг к Алексею. Он спросил мастера очень тихо, заглядывая ему в глаза:
— Ты хочешь доказать, что виновата Гюльнара? Точнее, инженеры, техотдел.
— Пока у меня нет доказательств, что мы, буровики, не оплошали. Понимаешь? Чем я смогу убедить комиссию — мы работали честно.
— А она нет? — Мухамед пытливо вглядывался в лицо Алексея.
— Я не геолог… Не планово-технический отдел. Никто из нас не может решать за них. Мы работали честно.
— Значит, она — нет! — настойчиво повторял Мухамед. — Ты допускаешь, что она могла ошибиться.
— Понимаю… Ты хочешь, чтобы я без лишних слов заранее признал себя хоть в чем-то виновным в выбросе на буровой? — Алексей встретился взглядом с Мухамедом и увидел в его глазах — «да»! Мастер усмехнулся. — А дядька Остап так же думает? А Есен? Саша? Я, наконец! Хотя речь идет прежде всего о всей смене, целиком. Если каждый из вас скажет и сумеет доказать, мастер совершил ошибку — я тут же соглашусь. Командовал я. Если вы видели промах и не сказали тогда, скажите сейчас.
Тихо, так что Алексей едва слышал его голос, Мухамед проговорил:
— Она женщина. Ты любишь ее. Разве не так?
Резко повернувшись к Мухамеду, Алексей тоже негромко сказал:
— Но мы не виноваты…
Мухамед устремил взгляд в сторону пылающего фонтана. У устья скважины плескалась в размытом углублении вода. И еще несколько воронок уже образовалось чуть поодаль. Водяные пары, втянутые в огненный столб, играли на его боках бликами солнечной яркости.
— Она женщина…
— Я не могу предать всех… ради нее. И тебя тоже. Хотя ты хочешь этого, Мухамед. Ты забыл про Алты, Мухамед. Кто возьмет, может быть, жизнь его на свою совесть?
— А она может? Ты не понимаешь, мастер… Как ты не понимаешь, мастер!
— Понимаю. Все понимаю, — и Алексей пошел прочь, к «газику» главного инженера.
Машина стояла у вагончика-балка, на ней находилась рация. Алексей издали при свете гигантского факела видел, что инженер ПТО Непес Курбанов ведет радиоразговор, а когда он подошел, инженер уже сидел, свесив ноги из кабины, и курил. Здесь рев фонтана напоминал отдаленный беспрерывный громовой раскат. Разговаривать можно было и не повышая голоса, но все равно люди кричали.
— Твой отец будет здесь утром, — сказал Непес. — Мне только что передали. Он хотел выехать на машине, но снег. По солончакам не проедешь — раскисли. Этот же вертолет заберет в городскую больницу Алты. Доктор говорил, он плох. И утром же спецрейсом прилетит Тигран Мушегович.
— Глухарь?! — Алексей удивился и чуточку испугался этого имени.
Действительно, плохи их дела, если обратились к Тиграну Мушеговичу. Глухарь — признаннейший авторитет среди тех, кто «давит» фонтаны и тушит нефтяные и газовые пожары. Авторитет его высок не только среди советских нефтяников и газовиков. И если уж обращаются к нему, то, значит, случай сложный и требует наибыстрейших и серьезнейших мер.
— Тигран Мушегович вылетит из Баку тоже с первым светом. Ему надо собрать своих людей, — продолжил Непес.
— Что ж так — сразу к нему? — несколько растерянно спросил Алексей.
В это время верхушка пламени, от которой отрывались, улетали ввысь и исчезали клочья огня, странно закачалась из стороны в сторону, словно собираясь упасть. Алексей и Непес, не сговариваясь, кинулись бежать на ближайший бархан. Они легко вскарабкались по влажному песку на гребень. И остановились как вкопанные.
Набалдашник ротора, торчащий из-под земли, вихлялся. Словно какой-то
