Роман Подольный - Искатель. 1973. Выпуск №1
Группа Василия Тугова подходила к подорванному нефтебаку. Поврежденный бомбой несколько дней назад, он стоял бесформенной черной громадой. Фонарики осветили его рваные бока. Стальные листы, взметнув острые края, нависли над воронкой, заполненной нефтью. Чрево бака ухнуло эхом близкого взрыва.
Шейкин оступился и начал сползать в яму, бормоча ругательства. Под узким лучом сверкнула маслянистая поверхность, и сильные руки кого-то из товарищей вытащили сержанта. Свет скользнул дальше, под вмятину в цистерне, и, дрогнув, потух.
— Вперед! — Команда Тугова заглушила тихое бульканье на другом конце воронки. Фигуры курсантов растаяли в темноте, а Шейкин потянул Тугова к земле.
Прошло несколько минут. От неосторожного удара гуднуло железо. Из густой темени разорванного бака вышел человек. Он торопливо сдирал с плеч мокрый комбинезон. Слышалось тяжелое дыхание. Комбинезон полетел в яму. Человек повернулся и увидел перед собой поднявшуюся с земли черную фигуру. В его лицо ударил сноп света, в грудь уперся жесткий ствол винтовки.
— Руки!
Но человек не успел поднять руки, их схватили сзади и заломили. Слабо вскрикнув, человек упал на колени. Луч фонаря остановился на его грязном лице.
— Баба!.. Это ж баба, убей меня бог! — воскликнул Шейкин.
— Это враг! Обыщи! — жестко сказал Тугов и одной рукой поднял с земли обмякшее тело.
Утром дежурный по управлению НКВД полковник Стариков записал в журнале:
«В ночь на 25-е задержано три человека. В том числе ракетчица Гертруда Гольфштейн, уроженка г. Энгельса, республики немцев Поволжья. Следствие по ее делу поручено лейтенанту Гобовде В. В.».
Двое суток Гертруда Гольфштейн молчала, сидела перед Гобовдой почти не шевелясь, лишь иногда просила воды. Кажется, она даже не слышала вопросов следователя. И только сегодня, когда Гобовда сказал, что при обыске ее квартиры обнаружен тщательно замаскированный тайник, она отрешенно опустила голову.
Призналась в принадлежности к шпионской организации «Народный союз немцев, проживающих за границей», назвала кличку: «Белка».
После эвакуации немцев из Поволжья Белка осталась жить на прежнем месте, так как была женой русского фронтовика, но агентурные связи, которые ранее поддерживала ее мать, нарушились.
В конце 1942 года ее посетил человек «оттуда», привез деньги, побеседовал и включил в небольшую мобильную диверсионную группу. Демаскировка крекинг-завода была одним из заданий Белки.
Она назвала фамилии и адреса трех членов группы.
— Под какой фамилией приходил к вам посланец «оттуда»?
— Хижняк Арнольд Никитич.
— После эвакуации ваших родственников из города были еще встречи, кроме тех, о которых вы уже рассказали? Учтите, Гольфштейн, честное признание облегчит вашу вину!
Женщина пошевелила губами, потом с усилием подняла голову и снова попросила воды. Пила жадно, проливая воду на кофточку. Промокнула губы рукавом и заговорила быстро, взволнованно.
— Я понимаю, для меня все кончено! Еще девчонкой, в восьмом классе, я по поручению матери знакомилась с красноармейцами, командирами и узнавала от них многое. Я и замуж вышла по выбору матери за военного. И прямо скажу, была горда беззаветной службой своей родине — Германии. А когда мать умерла, я осталась совсем одна! Страх заставил думать. Нет, не о том, что поступаю неправильно, я боялась быть схваченной, умереть. Особенно когда Хижняк послал меня ползать в грязи с ракетницей. Это был ужас! Я хочу жить! Расскажу все, что знаю. Хотя и понимаю, что оказалась мразью…
— Остановитесь! Вы отвлеклись, Гольфштейн, и не ответили на вопрос.
— Хижняк, кроме денег, оставил мне посылку для другого человека.
Гобовда постучал по столу карандашом и тихо попросил:
— Успокойтесь. Сосредоточьтесь. Рассказывайте не торопясь, подробно.
— В тайнике, где вы нашли шифроблокноты, радиодетали и оружие, совсем недавно лежал ящичек, зашитый в парусину, с сургучными печатями. Очень похожий на посылку. Хижняк сказал, что за ним придет мужчина и представится: «Я Тринадцатый!» Мужчина не пришел, а позвонил по телефону. Мы встретились во дворе кинотеатра «Центральный» после последнего сеанса, и я передала ему посылку.
— Опишите его, — подсказал Гобовда.
— Было темно… Выше среднего роста, плотный, голос грубоватый, в фуражке, в солдатском бушлате.
— О чем говорили?
— Ни о чем. Он только поблагодарил. Хотя нет. Подождите… Он спросил: «А усилитель здесь?» Я не знала содержимое посылки. Вот все! — Гольфштейн начала выдергивать ниточки из рукава и накручивать их на пальцы. Выдернув несколько ниток, подняла глаза: — Он был в солдатском бушлате без знаков различия. Когда прятал посылку под бушлат, на петлице мундира я увидела авиационную эмблему.
— Не ошибаетесь?
— Я хорошо знаю знаки различия. В это время он вышел из тени, а была луна.
— Тогда вы видели и лицо.
— Козырек… Большой, квадратный, закрывал… Лицо широкое.
— У вас начинает прорезаться память, Гольфштейн, это хорошо.
— Я устала.
Гобовда открыл тощую папку, вынул из нее бумажку, поднес к глазам женщины:
— Вот этот адрес найден в вашей квартире. «Петровский район, лесхоз 10, Корень». Кто такой Корень?
Ракетчица откинулась на спинку стула и прикрыла веки. Вяло и безразлично звучал ее голос:
— Не знаю. Такого не помню. Еще до войны мы всей семьей ездили в лесхоз отдыхать. Там заповедник, красивые места. Может быть, это кто-то из знакомых матери.
— Его фамилия? — резко спросил Гобовда.
— Чья? — встрепенулась Гольфштейн.
— Агента, которому вы передали посылку около кинотеатра.
— Я ж говорила. Он мне известен только как Тринадцатый.
Гобовда обмакнул ручку в чернила и протянул ее женщине, пододвинул к ней и листы синеватой бумаги.
— Прочтите протокол допроса, подпишите и можете отдыхать.
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ РАДИСТ
По авиашколе распространился слух, что приехала государственная комиссия.
— Пока нет, но сегодня прилетит генерал со свитой, — уточнил пришедший из штаба старшина.
— Тыловик? — поинтересовался Шейкин. — «Гусей» не наставит в летные книжки?
— Не дрейфьте, генерал боевой! К нему в дивизию попасть считают счастьем! — Старшина пошел вдоль коек. Его наметанный глаз заметил прикрытую газетой пару нечищеных, с налипшей грязью сапог. — Вы, Шейкин, скоро будете офицером, а культуры ни на грош.
— А скажите, товарищ старшина, вы, конечно, лично знакомы с генералом?
