Владимир Тучков - Ставка больше, чем жизнь
Толкнул тачку в урловатом «автосервисе». За триста баксов, мол, капуста позарез нужна, вот, только что угнал и теперь хочу поскорей продать. Клиент сел, чтобы проверить, что и где стучит, а что поскрипывает, сто пятьдесят задатка дал, чтобы, конечно же, не возвращаться и остальные сто пятьдесят не отдавать. Ну, и, ясное дело, уже не вернулся.
Несмотря на то, что Граф не был специалистом по подрывному делу, он был твердо уверен, что ментам не удастся не только опознать труп, но и найти кисти рук, поскольку, по его мнению, их должно унести взрывной волной метров на пятьсот, а то и дальше. В то же время, внутри искореженного автомобиля будет обнаружено очень много отпечатков пальцев Ахалкаци Гочи Георгиевича, известного в преступном мире под кличками Иван, Аспид, Душегуб, Каракатица, Крот, Чалый.
Таким образом, убивались два зайца. Менты закрывали дело Ахалкаци и прекращали его розыск. Успокаивался и Администратор, и все те живоглоты, которые стояли за ним. Для них гибель Графа подтверждали номера жигуленка, номера его двигателя и кузова.
Конечно, то, что Граф снял накануне все свои бабки, оставляло незначительные подозрения, что все это им же самим подстроенное фуфло. Однако Россия большая. И маленький домик с яблоневым садом на крутом берегу одной из величественных российских рек отыскать будет очень непросто. Даже с использованием всех тех примочек, которые у них есть.
Все это Граф проделал безукоризненно. Все сошлось. Даже руки у того барыги, который хотел заныкать сто пятьдесят баксов, унесло на восемьсот тридцать метров. (Это обстоятельство позволило ленивому следователю вписать в протокол осмотра места ДТП: «Транспортным средством а/м „ВАЗ-2106“, цвет белая ночь, рег. номер К 496 НС 50 RUS управлял инвалид, у которого отсутствовали левая и правая руки».
Ну, а на память о «Мегаполисе» Граф прихватил с собой лэптоп. Потому что дорогой был, как объяснили, девять штук стоил. Да и не тяжелым был, в дороге не обременил бы. А все потому, что не читал в тюрьме книжек. Ох, не читал!
Это его и сгубило.
***Прочтя некролог, Танцор не только не расстроился, что вполне естественно, но даже не удивился. Подумал лишь, что одним конкурентом стало меньше. И придумал удобное для себя объяснение: с таким брюхом долго не живут. Хоть в некрологе и говорилось о смерти в результате крушения пассажирского поезда.
Не задал вполне естественного вопроса: а по какой нужде Граф намылился в Саратов, а не в Ясную Поляну, в естественную для себя среду обитания, где мог бы по заданию Магистра пугать по ночам экскурсантов, получая за каждый инфаркт по двести баксов? Не стало ли это крушение, унесшее жизни более трехсот пассажиров, следствием нарушения Графом условий игры?
Не это ли является формой перевода игрока в виртуальную реальность, о которой вскользь обмолвился Администратор в конце телефонного разговора?
Нет, ничего этого Танцор сам у себя не спросил, поскольку на душе стало бы ещё поганее и гнусней. Период ученичества уже закончился, и теперь он вовсю жрал дерьмо, которое для него, как, впрочем, и для других тщательно подбирало сто семьдесят с чем-то тысяч (цифра все время немного плавала) маниакальных мегаполисевцев, имевших право голоса.
Однако другим это дело, может быть, и нравилось, может быть, постоянно звучащая поговорка «Деньги не пахнут» и отшибла у них полностью обоняние. И они стали детьми, милыми карапузами, ползающими в манежиках и, как только зазевается затраханная жизнью мамаша, с аппетитом лопающими свои собственные какашки. Может, напротив, – стали как Вольтер, потрясатель устоев, незадолго до смерти проделывавший то же самое. Незадолго до смерти…
Да, если бы Танцор получил доступ к архиву игр, то именно эта мысль и пришла ему в голову – незадолго до смерти. Потому что, вычислив среднюю продолжительность жизни игроков, он впал бы в депрессию.
Хотя, конечно, были какие-то совершенно безобидные, а порой даже и симпатичные конкурсы. Например, надо было нарисовать эскиз памятника самому себе. Причем, на это дело давалась неделя. Танцор совершенно четко просек, что победит тот, кто максимально приблизится к массовым представлениям о прекрасном, о смысле жизни и смерти, о значимости человеческих деяний, кто вычислит знание аудиторией символики, мировой литературы, языков, как иностранных, так и эстетических.
Это был верный посыл, поскольку победителя определял не Магистр, а вся юзерская тусовка. Что же касается техники воплощения замысла в рисунок, то тут Танцор в себе не сомневался. В свое время, когда-то, в детстве, в Твери, он пару лет занимался в художественной школе.
Но и на этом верном пути он наткнулся на развилку. Можно было бы сделать что-либо грандиозное, величественное, для стояния на площади. И тут выбор был прост, поскольку россияне в силу интриг средств массовой информации не любила Церетели и Рукавишникова (у которого Достоевский, блин, так нажрался, что со стула сползает), то можно было бы остановить свой выбор на стилистике Клыкова, а лучше всего – Кербеля.
А можно было бы сделать что-то надгробное, так сказать, приватное, для родственников, друзей и немногочисленных, но преданных поклонников.
Немного поразмыслив, Танцор выбрал второй вариант, потому что стояние на площади кого-то иного, а не себя, если этот иной, конечно, не Высоцкий или Есенин, и если он, иной, пока еще, упаси Господи, жив, способно сильно озлобить людей.
Поскольку времени было достаточно, то он решил вначале изучить существующий опыт, для чего совершил экскурсии на три столичных кладбища: Востряковское, Калитниковское и Рогожское. Для осмотра выбирал, естественно, места захоронения людей весьма и весьма состоятельных.
И был поражен увиденным. Прозрел. Понял, что грядущие исследователи российского быта конца ХХ века смогут предельно точно воспроизвести его лишь на основании исследования захоронений. Что, в принципе, сейчас практикуется в отношении палеолита и других доисторических периодов.
Большинство так называемых элитных районов столичных кладбищ, когда Танцор приближался к ним, когда видел издалека, без подробностей, напоминали ему давние советские времена. А именно – Первомайские праздники, когда горожане стройными рядами выходили на торжественные шествия, чтобы продемонстрировать лояльность к коммунистической власти.
По мере приближения ассоциация менялась, и он ощущал себя уже маленьким мальчиком, входящим в оформленный по стандартному всесоюзному проекту парк культуры и отдыха. Создавалось впечатление, что по мановению чьей-то всесильной руки возродились из небытия статуи футболистов с мячами, девушек с веслами, горняков с отбойными молотками, очкастых студентов с раскрытыми книгами и пограничников со сторожевыми собаками. Что все они, некогда свергнутые и поруганные, воскресли и заняли свои законные места на пьедесталах.
