Николай Пряничников - Золотой гроб
— Вот так — то лучше — сказал я сержанту, размышляя, что мы чуть было, не попали в легкий казус. — Заводи машину, проедем за мечеть, попробуем вытащить наших самовольщиков
Не успели завестись. Подъехал еще БТР. Оттуда выскочил наш командир батальона майор Торопцев и его зам — майор Климов с солдатами моей же роты.
— Что за дела, Иван? — заорал Торопцев. — Ведь был же приказ в кишлаки без приказа не заходить!
— Валера, — ответил я — ну, а как ты думаешь, — мои ребята с верблюдами так пуляются? —
Торопцев не ответил, а по броне хлёстко пробарабанила дробь пуль и вся площадь и окрестность, где стояли наши машины, не смотря на утро, засверкала трассерами. Стреляли со всех сторон. Мы упали под колеса машин, и повели ответный огонь.
Наш БТР случайно остановился на естественной яме, поэтому под днищем было даже просторно. В нас стреляли в основном из — за каменной двух главой скалы у мечети. Раздался страшный удар, всплеск огня, натужный жар тугой волной полыхнул по лицам, наш БТР задымил. Пронзительно закричал солдат, другой встал и побрел в сторону мечети, волоча автомат по песку.
— Гусев, стой, дурак! Ты куда? Убьют! — закричал ему мой сержант. Но Гусев невидяще брел вперед, голова его была опущена, и он часто — часто мотал ею из стороны в сторону.
— Гусев, опомнись! — рявкнул я ему.
— Иван! — крикнул мне Торопцев из — под другой машины. — Ты посмотри, ему же руку оторвало, и он контуженный.
— У Гусева левая рука висела лишь на обрывках х/б и болталась, как плеть. С скрюченных пальцев водопадиком стекала кровь.
Я рванул из — под колеса за Гусевым, но не успел ему помочь.
— Гусев прошел только семь — восемь метров, шквал пуль буквально разорвал парня. Мне одна пуля задела переносицу, другая чиркнула по бедру. Я споткнулся и упал у машины, и солдаты махом втащили меня обратно под БТР.
НАДО ВЫБИРАТЬСЯ
Чтобы остановить кровь, растекшуюся по лицу, сержант достал пластырь и заклеил мне переносицу. Кровь с моих щек он стер своей пилоткой, но, наверное, не всю. Я предполагал, что вид у меня был зверский?!
— Иван — крикнул, перекрывая шум нарастающей пальбы, майор Торопцев. — Перебирайтесь в нашу машину!
Сначала я хотел бросить пулемет, доставшийся мне от убитого солдата и остаться со своим АК, но потом передумал. Скомандовал хлопцам и мы поползли к машине Торопцева, что стояла метрах в 30–ти. Не проползли и пяти метров, густые вражеские очереди заставили нас опять влететь под колеса.
— Валера — крикнул я — гони машину сюда!
БТР командира заурчал, разворачиваясь, пошел к нам. Оставалось метров десять, как опять раздался жуткий хлопок. Теперь уже в торопцевский БТР угодила граната. Опять кто — то завелся в предсмертном крике.
— Блин, ну нет лучше нашего РПГ — не к месту мелькнула в голове гордая мысль за наших оружейников, щелкает как орехи, будь БТР или даже тяжелый танк, все одно.
Теперь отступать некуда, а главное, — не на чем. Оставалось биться и ждать подмоги. Наш БТР гореть почти перестал, мы лежали под ним, спрятавшись за колеса. Сюда же через минуту переползли оставшиеся в живых наши соседи во главе с Торопцевым.
Приехали за одним делом — попали в другое! Живым бы выйти?!
— Зови подкрепление! — крикнул я связисту Трегубову. — Да быстро!
Лежа под массивным днищем машины, Трегубов кричал в переносную рацию — Гордый, Гордый, я Орел, я Орел! Прием, прием!
Опять хлопнуло так, что ушные перепонки на время онемели, а по нашим головам между колес пронесся маленький песочный вихрь: духи на всякий случай влепили еще одну гранату в уже подбитую машину Торопцева.
Я осмотрелся. Живых нас осталось человек девять — десять, правда, за машиной комбата торчали еще чьи — то ноги в одной кроссовке, но не шевелились. А метрах в двадцати стонал и корчился на песке солдат Прокофьев, приехавший с комбатом. Он был жив, но ранен, похоже, тяжело. Духовские автоматные очереди поднимали фонтанчики пыли густо по все площади и вокруг Прокофьева.
— Валера, его надо принести — прокричал я комбату
Он посмотрел на меня уничтожающим взглядом, ответил грубо
— Еще двоих положить хочешь? Подмогу дождемся и вытащим.
Но вытаскивать было уже некого. То и дело, глухо шлепая, тело Прокофьева пробивала очередная духовская пуля. Прав комбат. Солдата при такой плотности огня мы бы не смогли затащить за спасительную броню.
Как и обычно, в минуту опасности, челюсть у Торопцева выпячена, речь беспрекословна, слова четкие и отрывистые, было очевидно, что командир готов на все. Я знал Валеру не первый день. Знал его жесткость и решительность в минуту опасности. Да и было не до сантиментов. Легкий казус постепенно перерастал в серьезное испытание. Черная, лохматая Смерть совершенно явственно закружилась над нашими молодыми и отчаянными головами.
— Гордый, Гордый, ответь …твою мать, спишь, собака! — злобливо орал связист.
В ответ рация чего — то нечленораздельно забулькала.
Надо же?! Всего десяток минут отделяло нас от мирного, бесхлопотного, почти деревенского житья в полевом лагере он нынешней патовой ситуации. Наши солдаты, сгрудившись, договаривались между собой, кто будет добивать тяжело раненых. Мы с Торопцевым и Климовым не препятствовали. В Афгане и особенно у нас в спецназе, который не вылезал из боев, такие договоренности были тайной традицией. Попасть в плен к духам — себе дороже. Пытки можно испытать нечеловеческие.
Кому выпадал этот дьявольский жребий, должен стрелять в сердце. Хотя, это было только теорией войны. На практике все часто по — другому. Хватит ли у солдата сил добивать друзей, если он и сам изранен? А во — вторых, кто знает, где проходит граница между полным отчаянием и надеждой на спасение? Поднимется ли рука добить друга, когда есть хоть один шанс выжить, пусть даже из тысячи?
Пока солдаты решали этот вопрос, Климов достал фляжку со спиртом, и мы каждый сделали по хорошему глотку. Тоже, между прочим, подумывая о том, что делать, если положение окажется совершенно безысходным? Чаще всего, 'последнюю пулю себе' здесь не оставляют. Она предназначена врагу. Для себя хороша граната Ф–1: и пленить будет некого, а заодно и нескольких духов можно с собой прихватить.
Отдышавшись после спирта без закуски, фляжку передали солдатам.
Затем все из — под днища, выискивали цели и также стреляли, больше одиночными, экономили патроны. Духи стали палить из миномета. Это был небольшой миномет, скорее пакистанского производства, которых стало пруд — пруди в Афгане. Удобная штука. Особенно для тех, у кого он есть. Правда, — точности стрельбы никакой, но в футбольное поле с трехсот метров попадет. А главное — он всегда держит противника под напряжением. Разрывы сначала бегали по пыльной площади, как незримые привидения, то и дело материализуясь в разных местах хлопком и султаном огня, осколков и песка. Изредка султаны приближались и к нашему БТРу. Но, если носом уткнуться в диск колеса, и не высовываться из — под машины, то от мины можно спастись.
